Мученик

Низкий вой повторился, на этот раз громче и ближе. Дверь пошла в сторону, и Олтмэн, не дожидаясь, когда она распахнется целиком, проскользнул через образовавшуюся щель в последний коридор. На ходу он кинул быстрый взгляд назад и увидел трехголовую паукообразную тварь. Она просто стояла в дальнем конце и смотрела на человека. От другой подобной, с которой Олтмэн уже встречался, ее отличали шипы на спине – на его глазах они выпрямились и затвердели. Один шип вдруг выстрелил в направлении Олтмэна и врезался в стену рядом с его головой. Все три перевернутые головы зашипели в унисон, но сама тварь не сдвинулась с места. А потом дверь наконец закрылась.

Он добрался до заветного входа и включил комлинк.

– Кто это? – раздался голос Хармона.

– Дядя Билли заглянул на чашечку чая, – ответил Олтмэн.

– Олтмэн? Откуда мне знать, что это именно вы?

– Давайте, Хармон, открывайте.

– Нет, – заявил тот. – Вы должны сказать такую вещь обо мне, которой не знает никто, кроме вас. Кроме вас настоящего.

Он что, спятил?

– Эй, Хармон, я недостаточно хорошо вас знаю. Мне нечего вам сказать.

– Тогда извините, но я не могу открыть. – И Хармон прервал связь.

Олтмэн снова включил комлинк. Когда Хармон ответил, он крикнул:

– Не разъединяйтесь! Включите видео и убедитесь, что это я.

Хармон послушался. Олтмэн увидел его взволнованное лицо и скошенный на экран взгляд. Одной рукой он сжимал какой-то предмет, который носил на шее.

– Не знаю, – медленно проговорил Хармон. – Видеозапись можно подделать.

– У вас паранойя, – без обиняков заявил Олтмэн и в следующее мгновение понял, что в действительности так оно и есть. Обелиск превращал Хармона в параноика. Но потом он вспомнил, что Хармон – из числа адептов новой религии.

– Послушайте, – быстро сказал Олтмэн, – вы же сами говорили, что эти твари не могут приблизиться к Обелиску. Если это правда, то я никак не могу быть одним из них. Иначе как бы я сюда добрался? Обелиск защитит вас, если вы в него верите. Во имя Обелиска, откройте дверь.

Хармон одарил его долгим мрачным взглядом, смысла которого Олтмэн не понял, потом повернулся и выключил видеопередачу. Через мгновение отворилась дверь. С поднятыми руками Олтмэн медленно прошел внутрь отсека.

– Это вы, – облегченно произнес Хармон. – Хвала Обелиску!

64

– Я знал, что вы придете! – возбужденно выпалил Хармон. – Просто знал!

Олтмэн заметил, что тот обильно потеет. Речь Хармона была бессвязной, голос то был ровным и лишенным всяких эмоций, то взлетал до панического крика. Человек явно пребывал не в себе.

– Вообще-то, я связался с вами и сказал, что иду сюда, – заметил Олтмэн.

– Нет! – Хармон теперь едва не кричал. – Вы ничего мне не говорили! Я знал!

– Успокойтесь. Откуда вам известно, что я остался один?

– Вы единственный, кто пришел, – с обезоруживающей простотой ответил Хармон. – Это должны были быть вы, потому что вы остались один. Другие все умерли.

Олтмэн медленно покивал. Он подумал, что можно обратить непоколебимую веру Хармона в Обелиск себе на пользу. И тогда Олтмэн сможет осуществить задуманное.

– Я пришел сюда, – заговорил Хармон, – и потом увидел, что они не могут ко мне приблизиться. Я догадался почему. Обелиск хочет, чтобы я был здесь. Да, я сомневался в Обелиске, но я ошибался. Обелиск защищает меня. Он любит меня.

– И меня, – прибавил Олтмэн.

– Да, и вас, – согласился Хармон. Он схватил Олтмэна за руку. Его ладонь горела, словно в лихорадке. – Вы верите?

– Конечно, – пожал плечами Олтмэн. – Почему нет?

– А вы поняли мое послание? – спросил безумец и уставился на Олтмэна, ожидая ответа.

– Послание получено, – ответил Олтмэн.

Хармон улыбнулся.

– Я просил вас собрать кое-какую информацию, – напомнил Олтмэн. – Сделали?

Хармон кивнул на экран головизора.

Олтмэн просмотрел несколько файлов; часть он уже видел прежде, другие оказались незнакомыми. Одна запись демонстрировала изнутри тот самый, первый, батискаф. Видео было снято после того, как аппарат подняли на поверхность. Кое-что Олтмэн уже видел на записи, переданной в эфир Хеннесси, а кое-что собственными глазами – правда, только через окошко иллюминатора. Пока на экране одно изображение медленно сменялось другим, Олтмэн обратил внимание, что намалеванные безумцем кровавые каракули повторяют символы Обелиска. Впрочем, он тут же заметил, что идут они не в том же порядке и не в той последовательности, как на Обелиске. И если прежде эти непонятные значки казались Олтмэну просто наглядным признаком безумия Хеннесси, теперь пришла догадка: Хеннесси хотел что-то выразить, и в его писанине должен содержаться смысл.