Мудрая кровь

И вдруг до него дошло, что это место действительно принадлежит ему. За всеми переживаниями из-за того, что к нему вернулся мальчик, он совсем забыл о праве собственности. Он остановился, пораженный мыслью о том, что теперь он действительно всем этим владеет. Вокруг росли его деревья, спокойные и величественные, часть того мира, законы которого не менялись с первого дня Творения. Его сердце исступленно забилось. Он быстро прикинул, что стоимость этого леса вполне могла бы покрыть расходы на обучение мальчика в колледже. На душе у него стало легче. Он потянул ребенка за собой, пытаясь отыскать то место, откуда виден дом. Он прошел всего несколько ярдов, и впереди сверкнул открытый кусок неба: то самое место. Он отпустил Пресвитера и пошел вперед.

Перед ним было то самое раздвоенное дерево, или по крайней мере так ему показалось. Опершись рукой об один из стволов, он подался вперед и выглянул из развилки. Взгляд его наскоро, ни за что не уцепившись, скользнул по-над полем, а потом вдруг резко остановился на том месте, где прежде стоял дом. Там торчали две трубы и между ними — куча обугленного мусора.

Он стоял с пустым, спокойным выражением на лице, и только как-то странно защемило сердце. Даже если кости и лежат в золе, с такого расстояния разглядеть их все равно было никак невозможно, однако перед ним тут же встал образ старика, такого, каким он был когда-то. Тот стоял на краю двора, подняв руку в знак приветствия, а сам Рейбер торчал, как перст, посреди поля, сжав кулаки, и пытался кричать, пытался сделать так, чтобы его подростковая ярость нашла выражение в простых и понятных словах. Стоял и орал во всю глотку: «Ты сумасшедший! Ты сумасшедший! Ты все врал! И вместо мозгов у тебя дерьмо собачье, и самое место тебе — в психушке!» — а потом он развернулся и побежал прочь, унося с собой одно-единственное воспоминание: о том, как изменилось лицо старика, как на нем невесть откуда появилось выражение тайной муки, и этого выражения он так и не смог забыть — никогда. И снова увидел его, глядя на две голые печные трубы.

Он почувствовал, как что-то прикоснулось к его руке, и посмотрел вниз, хотя перед глазами у него стояло все то же выражение на лице у старика, и он едва ли отдавал себе отчет в том, что перед ним теперь совсем другое лицо, лицо Пресвитера. Малыш хотел, чтобы его подняли, чтобы он тоже смог посмотреть сквозь дерево. Рейбер задумчиво поднял его и стал держать между стволами, лицом к вырубке. Ему показалось, что в бессмысленных, как забор, серых глазах отражается разрушенный дом. Через некоторое время малыш обернулся и стал смотреть на него. Рейбера вдруг охватило ужасное чувство утраты. Он понял, что не может больше здесь оставаться ни секунды. Держа малыша на руках, он развернулся и быстро пошел прочь той дорогой, которой пришел.

Он вырулил на шоссе и погнал машину прочь, судорожно вцепившись в руль, со сведенным судорогой лицом, с головой, занятой одной-единственной мыслью о той страшной дилемме, которая раздирает Таруотера изнутри и которую решить должен только он сам, потому что от этого теперь зависит не только спасение мальчика, но и его собственное спасение тоже. Он отказался от своего прежнего плана, в Паудерхед нельзя ехать так скоро. Он понял, что не сможет еще раз туда вернуться, что ему нужно искать какой-то другой выход. Он вспомнил, что случилось в лодке после обеда, и подумал, что был на правильном пути. Просто нужно было зайти еще дальше. Он решил, что мальчику просто-напросто нужно все разъяснить, разложить по полочкам. Не спорить с ним, а только рассказать, рассказать простыми, понятными словами, что у него мания, болезнь, и объяснить, что это такое. Не важно, будет он отвечать или хоть как-то реагировать, но выслушать ему придется. Ему придется узнать, что есть на свете человек, который точно знает, что с ним происходит, по той простой причине, что это в принципе поддается объяснению. На этот раз он пойдет до конца и скажет все. Мальчику следует по крайней мере знать, что у него нет никаких секретов. Пока они будут ужинать, он как бы невзначай вытащит эту манию на белый свет и даст мальчику на нее полюбоваться. Что уж он будет с ней делать — его личное дело. Рейберу вдруг показалось, что все это очень просто, что именно так и следовало поступить с самого начала. «Только время расставит все по своим местам», — подумал он.