Мудрая кровь

— Послушай, все твои муки не сравнятся с муками Иисуса. — Девочка внезапно дотронулась до плеча Хейза. Он сел, черная шляпа сползла на лицо. — Слушай, — повторила она громче, — жили на свете мужчина и женщина: они убили маленького ребенка. Это был ее ребенок, но он был урод, и женщина его не любила. Но у ребенка был Иисус, а у нее — только красота и мужчина, с которым она жила во грехе. Она прогнала ребенка, но тот вернулся, она снова его прогнала, но он снова вернулся, всякий раз он возвращался к ней и к мужчине, с которым она жила во грехе. Тогда они задушили его шелковым чулком и повесили в печной трубе. Но и после этого он не давал ей покоя. Куда б она ни смотрела — везде был ребенок. Стоило ей лечь с этим мужчиной, как она видела ребенка. Он смотрел на них из трубы и светился сквозь кирпичи среди ночи.

— Боже мой, — пробормотал Хейз.

— У нее не было ничего, кроме красоты, — громко и быстро проговорила девочка. — Но этого недостаточно. Совсем.

— Я слышу, как они там шаркают ногами, — сказал слепой. — Доставай брошюры, они сейчас выйдут.

— Но этого недостаточно, — повторила девочка.

— Что мы собираемся делать? — спросил Енох. — Что там, в этом доме?

— Программа закончилась, — сказал слепой. — Там моя паства.

Девочка достала из мешка брошюры и протянула слепому две пачки, перевязанные тесемкой.

— Вы с тем мальчиком идите на ту сторону и раздавайте там, — сказал он ей. — А мы с моим преследователем останемся здесь.

— Лучше ему ничего не давать, — сказала девочка. — А то возьмет и все порвет.

— Делай, что велено, — прикрикнул на нее слепой. Она недовольно застыла на месте.

— Ну, ты идешь или нет? — наконец спросила она Еноха Эмери. Тот спрыгнул со льва и пошел за ней на другую сторону.

Хейз хотел было спуститься вниз, но слепой схватил его за руку и принялся быстро шептать:

— Покайся! Ступай наверх, отрекись от своих грехов и раздавай людям трактаты. — Он сунул Хейзу в руки пачку брошюр.

Хейз дернулся, пытаясь высвободиться, но только притянул слепого ближе.

— Послушай, — сказал он слепому, — я так же чист, как и ты.

— Прелюбодеяние, богохульство и что еще? — спросил слепой.

— Это все слова, — сказал Хейз. — Если я и грешен, то погряз в грехе еще до того, как согрешил. Во мне ничего не изменилось. — Он пытался освободиться от пальцев слепого, но тот вцепился мертвой хваткой. — Я не верю в грех, — сказал Хейз. — Убери руки.

— Иисус любит тебя, — начал слепой ерническим тоном. — Иисус любит тебя, любит тебя…

— Главное — что Иисуса не существует! — Хейз скинул руку слепого.

— Ступай наверх, раздай трактаты и…

— Я их возьму и вышвырну в кусты! — крикнул Хейз. — А ты смотри, если сможешь увидеть.

— Я вижу больше, чем ты! — засмеялся слепой. — У тебя есть глаза, но ты не видишь, есть уши, но ты не слышишь, но настанет время, и ты прозреешь.

— Ну так смотри, если можешь! — крикнул Хейз и кинулся вверх по ступеням. Двери зала открылись, толпа уже спускалась по ступеням. Он расталкивал их локтями, острыми, точно крылья, но, когда пробрался наверх, вышла новая группа, и его спихнули почти на прежнее место. Он снова стал пробиваться, наконец кто-то крикнул: «Да пропустите вы этого идиота», — и ему дали пройти. Он добрался до самого верха и встал там, задыхаясь.

— Я никогда не шел за ним, — крикнул он. — Я бы не стал идти за таким слепым кретином. Боже мой. — Он прижался к стене здания, держа пачку брошюр за тесемку. Толстый мужчина остановился рядом с ним зажечь сигару, и Хейз схватил его за плечо. — Посмотрите вниз, — сказал он. — Видите вон там слепого? Он раздает брошюры и попрошайничает. Господи Иисусе. Вон он, а вон его мерзкая девчонка, одетая, как женщина, она тоже раздает брошюры. Господи Иисусе.

— Фанатиков всюду хватает. — Толстяк пошел вниз. Хейз наклонился к пожилой даме с синими волосами и красными деревянными бусами.