Хейз помотал головой. Выражение его лица не изменилось, он не повернулся к полицейскому, а продолжал сидеть, глядя в пространство.
Полицейский поднялся и вернулся к патрульной машине. Открыв дверцу, еще раз посмотрел на сидевшего к нему спиной Хейза:
— Тогда — пока, всего хорошего. — Он забрался в машину и уехал.
Через некоторое время Хейз встал и медленно побрел назад в город. В хозяйственном магазине купил железное ведро и мешок извести и пошел домой. Во дворе открыл мешок и высыпал известь в ведро. Потом поднялся по ступенькам к крану и доверху наполнил ведро водой. Хозяйка сидела на крыльце, поглаживая кошку.
— Что это вы собрались делать, мистер Моутс? — спросила она.
— Хочу ослепить себя, — ответил он и вошел в дом. Хозяйка осталась на крыльце. Она была не из тех людей, что в одном слове видят больше жестокости, чем в другом, каждому слову она смотрела в лицо, и все лица были одинаковые. Если бы ей стало совсем худо, она бы не ослепила себя — зачем это нужно, просто покончила бы с собой. Засунула бы голову в духовку или приняла кучу безболезненных снотворных таблеток, вот и все. По всей вероятности, мистер Моутс ей просто нагрубил; ну какому человеку придет в голову портить себе зрение? Такой проницательной женщине, как она, уж лучше умереть, чем ослепнуть. Но тут она внезапно поняла, что, когда умрет, тоже ослепнет. Она оцепенела, пораженная этой мыслью. Ей вспомнилось выражение «вечная смерть», как говорят проповедники, но она тут же стерла его из сознания, и на лице ее отразилось не больше волнения, чем на мордочке кошки. Она не была религиозной или слишком впечатлительной и каждый день благодарила за это звезды. Но отдавала должное людям, у которых была такая склонность, — а у мистера Моутса она была, иначе бы он не стал проповедником. Он и вправду мог ни с того ни с сего выжечь себе глаза известью, потому что все люди такого сорта, сказать по правде, слегка с приветом. В самом деле, с какой стати здравомыслящий человек станет лишать себя удовольствия смотреть на самого себя?
Вот этого она не знала.
Глава 14
Но вопрос этот не исчез из ее сознания, поскольку, все-таки выполнив задуманное, мистер Моутс остался жить в ее доме, и его вид ежедневно напоминал ей об этом. Поначалу она сказала ему, что не хочет, чтобы он оставался, потому что черных очков он не носил, а смотреть на то, что он устроил со своими глазами, — удовольствия мало. По крайней мере, так ей казалось. Когда он был рядом, она не думала ни о чем другом и, сама того не желая, наклонялась и пристально всматривалась в его лицо, словно пытаясь обнаружить там нечто, невиданное раньше. Это раздражало ее и наводило на мысль, что он умудряется каким-то непонятным образом ее обманывать. Каждый день он сидел с ней на крыльце часами, но сидеть с ним было все равно что одной; он говорил, только когда ему хотелось. Можно было задать ему какой-нибудь вопрос утром, а ответ услышать днем или вообще не услышать. Он предложил доплачивать ей за то, чтобы она оставила за ним комнату, потому что он знал на ощупь путь туда и обратно, и она разрешила ему остаться, по крайней мере пока не выяснит, каким же образом ее обманывают.
Каждый месяц он получал от правительства деньги за то, что война сделала с чем-то у него внутри, так что работать ему было не обязательно. Хозяйку всегда поражало, что у других людей водятся деньги. Узнав о чьих-нибудь доходах, она начинала докапываться до их истоков и неизменно убеждалась, что истоком является она сама. Она была уверена, что налоги, которые она платит, поступают в самые никчемные в мире кошельки, что правительство не только посылает ее деньги всяким заграничным неграм и арабам, но и содержит своих слепых дураков и всех идиотов, которые умеют только расписываться на чеке. Она чувствовала, что имеет право вернуть себе как можно больше из того, что у нее отобрали, — деньги или что-то иное, словно ей когда-то принадлежал весь мир, а потом его растащили по кусочку. Она стремилась заполучить всякую вещь, которая оказывалась перед глазами, и больше всего ее бесила мысль, что совсем рядом, под рукой, спрятано нечто ценное, чего она не в силах разглядеть.