Мудрецы и таз

               Даров вынужден был согласиться. Посмотрел на часы и расстроился — было семь часов. Очень рано. Пришлось бросить в чашку ложку растворимого кофе, залить холодной водой из чайника и залпом выпить. Никакого удовольствия, но в голове немного прояснилось.

               Понятно, что что-то пошло не так, как хотелось бы. Понятно, что произошло что-то плохое и неприятное. Понятно, что это связано с Трофимом. А это значит, что он ничем помочь Полняеву не сможет. Переубедить инопланетянина нельзя. И от всего этого стало Дарову совсем плохо. Перспектива в одиночку разбираться с ипом и раньше казалась ему ужасным испытанием, теперь это была не перспектива, а проклятая действительность. Он не мог рассчитывать в одиночку справиться с Трофимом. И самое главное — не хотел с ним связываться. Совсем как подполковник Павел Павлович. Не исключено, что ипы тайно используют подлое психологическое оружие, лишающее аборигенов желания сопротивляться. Если не удастся придумать контроружие, землянам надеяться не на что.

               Даров вышел из квартиры. Полняев стоял на лестничной площадке и тихонько подвывал: «у-у-у-у-у-у». Впрочем, очень может быть, он так шумно дышал, со звуком выпуская воздух из легких. Показалось, что ему с трудом удается сдержаться, чтобы не расплакаться.

               — Что-то случилось?

               — Наверное. Я не знаю.

               — Зачем я тебе понадобился? Рассказывай.

               — Я тебя для этого и позвал.

               Таким друга Даров никогда раньше не видел. Полняев фантаст — а работа эта располагает к отрешенности, созерцательности и спокойствию. Такого парня заставить нервничать — это не каждому под силу. Здесь надо знать, на какую пружинку нажать.

               — Бандиты?

               — Нет, — ответил Полняев. — Трофим.

               — Постой, — удивился Даров. — Вы с ним уже неделю не виделись. Как он смог тебя достать? Переписываетесь, что ли, по электронной почте?

               — Нет. Он мне снится.

               — Ну, знаешь ли, не ожидал от тебя.

               — Мне страшно, — признался Полняев.

               Они отправились на набережную. Полняев угрюмо молчал, продолжая ритмично и шумно выдыхать из себя воздух. «Какой воздух! Это только так говорится: воздух, мол. А на самом деле углекислый газ, а еще фантаст», — глупо подумал Даров.

               — Не волнуйся. Все будет хорошо. Ты не будешь больше с ним встречаться. Так решил Трофим. Говорит, что ты ему не понравился. Сам знаешь, фантастов мало кто любит. Я защищал тебя, как мог. По-моему, он не считает тебя придурком или врагом, только порченным. Поэтому и не хочет разговаривать.

               — Что плохого я ему сделал?

               — Я не понял. Вроде бы Трофиму не понравилось, что ты хочешь сделать его героем своего фантастического детектива.

               — Жаль. Забавно бы получилось.

               — Трофим сказал, что с тобой нельзя договориться, вот ты ему и не интересен. Для него договор — главная цель жизни.

               — Не о чем мне с ним договариваться.

               — Прости, но мне твои фантастические детективы тоже не нравятся. Абсолютно бессмысленное занятие. Читаешь явный бред, не имеющий никакого отношения к людским историям, которые могли бы заинтересовать меня, а в конце концов выясняется, что героя А. убил герой Б. Какая радость! Ради этого, что ли, стоит это читать?

               — А какие истории тебя интересуют? — разозлился Полняев.

               — На этой неделе хотелось бы прочитать о пределах познания, — признался Даров. — Кстати, очень хорошие сюжеты, можно написать классные книги. Ты же у нас умелый фантаст. Взял бы и написал. Прославился бы. Это нетрудно, их всего пять.

               — Ты считаешь, что мы столкнулись с пределом познания? Догадался, что мы не сможем понять, кто такой Трофим. Считаешь, что есть вещи, которые человеческий разум не может понять?

               — Кстати, не исключено, — признался Даров.

               — Ты сказал, что пределов пять.

               — Да. Первый — «предел Лейбница». Нет на свете человека, который бы знал все. Поэтому нет таких специалистов, которые могли бы решать важную задачу, пользуясь всеми накопленными человечеством знаниями. Получается, все наши мудрецы — ограниченные люди. Мы не можем использовать все знания.

               — Наверное.

               — Второй — «предел Ходжсона». Исследования узких специалистов не могут быть собраны в одну теорию. Между ними возникают противоречия, которые нельзя преодолеть.

               — С этим бы я поспорил.

               — Вперед. Кому как не тебе этим заниматься. Третий предел — «предел Хокинга». Есть вещи, которые мы не в состоянии принципиально познать. Например, поведение материи в черной дыре. Четвертый предел, самый для нас интересный, — «предел Ницше», заставивший говорить об антропном принципе. Мы — всего лишь люди и способны познавать только то, что доступно нашим органам чувств. То, что мы не воспринимаем, для нас не существует.

               — Вот это точно наш случай, Трофима понять не дает наша человеческая ограниченность, — грустно сказал Полняев. — А пятый?

               — «Предел Гумилева». Рано или поздно наступает момент, когда нашим мудрецам становится скучно, и у них пропадает любопытство.

               — И это про нас.

               — Ладно. Расскажи, что с тобой произошло? Зачем позвал меня?