Мудрецы. Цари. Поэты

И не дойдешь до жен шатра завывшего по-волчьи!..

Все! все!.. Гляди Вазир… Гляди… Твоя Империя в Черных Перьях… Вся несметная Несметная в несметных черных предмогильных перьях перьях перьях…

Да… Твоя Империя в Черных Пернях… в замогиль-ных периях периях перьях!..

Все Вазир!.. я ухожу… я слепну от пророчеств… слепну слепну слепну… Я не вижу боле…

Ой властители отпусти меня люли кашмирскую цыганку отпусти пусти меня на волю…

Я слепа темна устала я смеркаюси я не вижу боле боле боле… Отпусти меня на волю… очам больно… больно…

Тогда тогда тогда Низам али-Мулик (зачем ты, возлюбленный друг мой? зачем?) бросаешь к ногам Фаррах три золотых глухих динара, и они падают неслышно на садовую тихую траву, и Фаррах не глядит на них, по потом она взвивается восходит бьется тщится вновь в темных одеждах своих… потом она плачет, кричит, стонет: Вазир! Агнец! Мудрец! зачем ты бросил мне эти нищие золотые монеты? зачем золото? и кто покупал пророков? зачем Низам аль-Мульк? зачем? зачем я не гадалка а пророчица? зачем твои золотые динары?.. ай зачем так жалишь? зачем так насмерть жалишь?.. ай! ай! зачем властитель? зачем родной мой… скорый?.. Обреченный?.. Скоро!..

Тогда Хасан Саббах!.. Ты пьешь из пенной пиалы, ты нож, грядущий нож Исмаилита Ассасина нож грядущий нож в душе в крови растишь растишь таишь таишь еще таишь еще таишь? — нет нет! уж не таишь!.. Уж не таишь!.. Ты вынимаешь, как зудящую саднящую занозу, нож из страждущей из жаждущей крови из жаждущей души!.. Ты нож уж не таишь!..

Тогда Хасан Саббах Али-баче кричит кричит кричит… шипит змеей томясь шипит: неси!.. Али-бача!.. Неси! Скорей! пока пока пока она горит… неси… скорей! на медном на чеканном на армянском на мешхедском ледяном подносе… ой скорей скорей неси!.. неси! неси! пока она горит!.. Пока она горит!.. неси! Али-бача скорей неси!.. на ледяном подносе! да! да! да! пока она горит! горит! горит!.. Неси!..

…И ты несешь, и ты несешь зороастриец покорный шальной дикий таящий Али-бача, и ты несешь несешь несешь на мешхедском чеканном подносе, ты несешь Али-бача, ты несешь не мервское балхское дурманящее вино в китайском хрустальном переливчатом кубке — пиале!.. Ты несешь нож на подносе!.. Долгий полыхающий индийский нож с костяной рукоятью в которую вкраплены крупные бадахшанскне лалы!..

И что они вспыхивают эти бадахшанские слепые лалы равнодушные? И что они напоследок утешат взор убитого? в которого погружен нож по рукоять?.. Иль отвлекут убийцу хладной бессмертной игрой?.. И, убитый, ты видишь только хладные горящие кровавые камни у тела своего, а где сладкое неслышное певучее тонкое лезвие… оно долгое… И где оно?.. Иль в теле твоем?.. А только лалы близ тела… и они не вошли в него?.. А где обоюдоострое лезвие — тело ножа с месяцеобразным острием входящим впадающим вползающим сразу?.. где?.. оно?.. И одни лалы близ тела моего?.. да?… а где лезвие? где? где? где?.. ай!.. здесь оно!.. Здесь… во мне… да!.. Оно!.. Мое!..

И!..

И ты несешь нож на подносе Али-бача и подносишь его Фаррах и она уже знает, и улыбается, и Хасан Саббах отворачивается, отворачивается, по тянет его тянет как теченье горной густой реки тянет тело его, влечет тянет очи его, тянет его глядеть глядеть на нож свой, на посланника своего, на нож свой ярый кроткий лежащий на ледяном подносе, и он вновь поворачивает голову в низкой по глаза чалме и глядит глядит, а Фаррах улыбается и берет нож с подноса и начинает виться плясать гнуться плечами цыганскими трепетать ходить рябить бить и Али-бача бьет часто в дойру и Фаррах пляшет пляшет пляшет смеркается мается в глубоких платьях юбках пляшет с ножом в руке а потом нож пропадает теряется в бездонных кашмирских одеждах дремучих ее и ее рука уж пустынна и нож теряется в волнующихся платьях пахучих терпких глубоких и нож теряется в одеждах и Али-бача бешено немо оцепенело очумело прозрело бьет бьет бьет в дойру и Фаррах пляшет вьется гнется мается хохочет в густых непроходимых кашмирских платьях и нож теряется и рука ее уж пустынна и нож долгий пропадает в одеждах вольных широких… Фаррах Фаррах где нож? ты спрятала его? ты цыганка? ты воровка? ты уворовала утаила увела его? ты спрятала его в одеждах темных густых? где нож?..

А ты пляшешь, а дойра грохочет, а нож теряется, а рука пустынна… а… а! ааа… ай!.. Фаррах!.. Как ты нашла свое тело в этих бездонных одеждах? как нашла?.. ведь оно такое малое твое гибкое кошачье тело тело тело?..

И как ты нашла его в этой шалой шальной косой пляске предсмертной? как? как? нож нашел твое тело? как?.. тело…

И оно сразу упало в одеждах подломилось запуталось сразу немое в одеждах… и пропало и полегло… и платья юбки вольные полегли на землю на траву как палые перья перья перья… полегли на траву… но еще колыхались колыхались колыхались вились двигались дышали… еще тщились маялись пустынные… опустелые как ракушки без улитки…

И крови не было и кровь не вытекала из одежд и она не явилась и она затерялась в платьях в юбках и она осталась осталась глухая в одеждах сонных обильных отяжелевших…