Мудрость отца Брауна

– Проблема небывалая, – согласился Фламбо.

– А решение и подавно, – довольно хмуро заметил отец Браун. – Мисс Карстэрс, будете ли вы дома, если мы заглянем к вам в Фулэм часа через полтора?

Девушка молча взглянула на него, потом поднялась, натягивая перчатки.

– Да, – сказала она, – я буду дома. – И в ту же минуту покинула трактир.

К вечеру сыщик и священник, продолжая обсуждать этот случай, как будто беседа и не прерывалась, приблизились к дому в Фулэме, дому, надо сказать, отнюдь не подобающему для членов семьи Карстэрс даже в качестве временного жилья.

– Разумеется, – говорил Фламбо, – человек поверхностный подумал бы в первую очередь о таинственном австралийском братце: ведь однажды он уже в чем-то попался, теперь так же неожиданно вернулся на родину и вообще должен иметь именно жалких соучастников. Но я отказываюсь понять, как он оказался замешан в этом деле, разве только…

– Что? – терпеливо спросил его спутник.

Фламбо понизил голос:

– Разве только возлюбленный тут тоже замешан, и он то и есть главный негодяй. Австралиец знал, что Хоукеру хотелось иметь монету, но одному черту известно, как брат мог разнюхать, что Хоукер ее получил. Разве только Хоукер подал сигнал на берег ему или его помощнику.

– Вы правы, – почтительно подтвердил священник.

– А заметили вы еще одну вещь? – с энтузиазмом продолжал Фламбо. – Этот Хоукер слышит, как досаждают его любимой, но ничего не предпринимает, а наносит удар, только добравшись до мягких песчаных дюн, где ему легко сыграть роль победителя в притворной драке. Если бы он ударил противника на камнях, он рисковал покалечить его.

– И опять вы правы. – Отец Браун кивнул.

– А теперь начнем сначала. Тут требуется несколько участников, не слишком много, но и не менее трех. Для самоубийства нужен один участник, для убийства – два, для шантажа – по крайней мере три.

– Почему? – кротко спросил священник.

– Ну как же! – воскликнул его друг. – Один, чтобы было кого разоблачить, второй – кто угрожает разоблачением, и по меньшей мере еще один – для кого разоблачение явится ударом.

После долгой паузы отец сказал:

– Вы делаете логическую ошибку. Три человека нужны как носители идеи. Но агентов достаточно двух.

– Как это понимать?

– Почему бы шантажисту, – продолжал отец Браун тихим голосом, – не внушать жертве страх перед самим собой? Предположим, жена становится поборницей трезвости и тем самым заставляет мужа скрывать, что он посещает трактиры, а потом сама пишет ему измененным почерком шантажирующие письма, угрожая открыть все жене. Какая разница, кто пишет? Или, предположим, отец запрещает сыну играть на деньги, а потом в переодетом виде угрожает юноше родительским гневом? Предположим… Но вот, мы и пришли, мой друг.

– Боже мой! – воскликнул Фламбо. – Неужели вы думаете…

Кто-то проворно сбежал по ступенькам, и в золотистом свете фонаря друзья увидели профиль, носивший бесспорное сходство с профилем на римской монете.

– Мисс Карстэрс, – сказал Хоукер без дальнейших церемоний, – не хотела входить в дом, пока вы не придете.

– Скажите, – доверительно заметил отец Браун, – а вам не кажется, что для нее самое лучшее – вообще не входить туда и оставаться под вашей защитой? Видите ли, я, пожалуй, догадываюсь, что вы уже догадались обо всем сами.

– Да, – понизив голос, ответил молодой человек, – я догадался еще на дюнах, потому-то я тогда и ударил его на мягком песке.

Взяв ключ от входной двери у девушки и монету у Хоукера, Фламбо впустил всех внутрь и быстро прошел в первую гостиную. В ней находился только один человек. Тот, кого отец Браун видел из окна трактира, стоял теперь, прижавшись к стене, словно загнанный зверь.

– Мы пришли, – вежливо сказал отец Браун, – вернуть эту монету владельцу. – И он показал на человека с кривым носом.

Фламбо вытаращил глаза.

– Он что, нумизмат? – спросил он.

– Это мистер Артур Карстэрс, – уверенно сказал священник, – он коллекционирует монеты несколько странным образом.

Человек так ужасно побледнел, что кривой нос выделялся теперь на его лице как некая самостоятельная комическая деталь. Он вдруг повернулся и вышел в соседнюю комнату, с силой захлопнув за собой дверь.

– Остановите его! – закричал отец Браун, бросаясь вперед и налетая на стул. Со второго рывка Фламбо распахнул дверь. Но было уже поздно. В мертвой тишине Фламбо прошел через комнату и позвонил по телефону доктору и в полицию.

Пустой лекарственный пузырек валялся на полу. Поперек стола лежало тело человека в буром халате, прямо на лопнувших, прорвавшихся пакетиках из оберточной бумаги, откуда сыпались и раскатывались никакие не римские, а самые современные английские монеты.

Священник взял у Фламбо и поднял вверх бронзовую голову Цезаря.