– А ты еще держишь связь с бывшими ученицами?
Рози улыбается.
– Конечно. Учительство постепенно стало моей жизнью. После довольно неудачного начала я добилась неплохих успехов. Стала директором, а когда вышла на пенсию – секретарем ассоциации выпускниц.
Когда мы добираемся до «Кок энд Кертан», Китти и Элвис уже встречают нас там. Элвис представляет нас бодрому пожилому джентльмену, одетому в элегантный костюм с темно-красным атласным жилетом и галстуком такого же цвета, и в элегантной шляпе. В жилете – серебряные часы, и их цепь сверкает на его внушительной груди.
– Это мой отец.
– Вы не поверите, но мне девяносто два.
Мы соглашаемся, что не поверили бы, если бы не услышали это из его уст. Пианист в баре играет другие песни Коула Портера на старом, но хорошо настроенном фортепьяно, и весь бар украшен цветами, шарами и лентами. Даже жуткую композицию из чучел птиц и сухих цветов венчает корона желтых и белых хризантем. Элвис и его отец произносят речи. Леди Т. пишет, что «долгие речи всегда утомительны на публичных мероприятиях», и потому она была бы крайне довольна образцовой краткостью Элвиса-старшего и его сына. Один объявляет Элвиса и Китти идеальной парой, как рагу с яблоками, и сообщает, что ему девяносто два, хотя мы и не поверим. Другой благодарит нас за присутствие, и Китти Мюриэль – за то, что подарила ему больше счастья, чем он мог мечтать.
Нас угощают вкуснейшими канапе и маленькими сэндвичами, а еще хрустящими чипсами, мини-сосисками и маленькими корзиночками с моллюсками в уксусе. Из напитков – шампанское, коктейль «снежок» и пиво «Гиннесс». После опасной смеси из всех трех напитков я смутно помню, как мы эмоционально и воодушевленно спели жениху и невесте песню Элвиса Пресли «Ты – Чудо», и они покинули паб, отправившись в медовый месяц. Мое последнее воспоминание о вечере – как Рози Боттомс пела песню «Амарилло» с ночным горшком на голове и желтой хризантемой в руках, когда я залезала в такси и уезжала домой, готовиться к мучительному похмелью.
47
Лошадка-качалка – одинокая игрушка в холодном и пустом помещении. Но теперь настало время снова сделать здесь нормальную комнату. Я заказала мебель. Я подталкиваю рукой серую в яблоках шею, и она начинает качаться, скрипя половицей. Сегодня опять
Глядя в окно спальни, я довольна, что моя работа не прошла даром и сад выглядит вполне прилично, несмотря на время года. Несколько потрепанных хризантем по-прежнему добавляют яркости клумбам, и я рада, что они оранжевые – идеальный цвет для Дня Мертвых. Нам повезло, сегодня хороший день – холодный, но солнечный, – потому что мы будем жечь большой костер. Он огорожен мелкой проволочной сеткой, чтобы отпугнуть бродячих ежей, которые могут устроить здесь зимнюю квартиру. Я точно не хочу, чтобы наш костер стал погребальным, и жареная ежатина в меню тоже не планируется. А планируется много
Я храню вещи Габриэля в чемодане на шкафу у себя в комнате. Не фотографии, которые развешаны по всему дому, а другие вещи. Покидая пустую комнату, я толкаю лошадку в последний раз и вдруг слышу смех Габриэля – ясно, будто он здесь. Он любил лошадку. Держался за ее шею пухлыми маленькими пальчиками и качался туда-сюда. Лошадка – тезка Хайзума. В исламской традиции Хайзум был конем архангела Гавриила, белым пылающим жеребцом с крыльями, дарованным Гавриилу Богом в награду за службу. Я окрестила лошадку Хайзумом, но Габриэль называл его «Аззи».