Мудрость Салли

Теперь из моих глаз текут слезы, и мама протягивает мне бумажную салфетку. Это была самая долгая речь из всех, что она произносила со времен смерти Габриэля. Мы никогда не были семьей, где легко делятся такими эмоциями. Подобные разговоры всегда вели другие люди. Но сейчас я очень рада, что у нас тоже наконец состоялся такой разговор. Мы допиваем кофе, и мама уходит в уборную, пока я оплачиваю счет. Когда она возвращается, то рассказывает с видом ребенка, выдающего секрет о шалости, что женщина, которая кажется мне знакомой, держится за руки со своей «подругой». Когда мы уходим, мамина сумка задевает пальто крупной женщины, висящее на спинке стула. Я поднимаю его, выпрямляюсь, начинаю извиняться и вдруг вижу перед собой полностью накрашенное лицо заместителя главного пожарного.

– Какая приятная встреча. Прекрасно выглядите. Как вам Брайтон?

Леди Т. бы мною гордилась. Я не растерялась, а вот бедняга Боб так ошарашен, что сумел только выдавить улыбку и так сильно вцепился в руку спутницы, что ее пальцы начинают белеть. Кстати, о спутнице. Удача явно на моей стороне.

– Миссис Льюис, как вы? Позвольте представить вам мою маму. Чудесная погода, правда? Нам особенно повезло, ведь мы приехали только на выходные.

Миссис Розамунда Льюис: мировой судья и член комитета полиции, известная как убежденная сторонница традиционных семейных ценностей и самопровозглашенная королева высокой морали. Верная жена Ховарда и мама двух мальчиков-подростков. В определенных кругах ее долго подозревали в тайной гомофобии. Но оказывается, она по другую сторону баррикад.

Уже на улице мама спрашивает, откуда я знаю Боба.

– Сейчас он заместитель главного пожарного, но я знала его еще простым чиновником, когда работала в совете.

Она раздумывает какое-то время.

– Получается, он лесбиянка?

Не знаю, мама. Правда, не знаю.

54

Салли похитила мои похороны.

Только звали ее не Салли, а Феба – в честь матери, Лили Филлис Фебы, чьи инициалы у меня на кольце. Последний раз я видела ее на неделе, перед отъездом в Брайтон, как обычно в парке, после обеда. Было промозгло и холодно, и солнце почти село, но Салли улыбалась, на ее щеках играл румянец. Увидев нас, она радостно помахала рукой и бросила Хайзуму несколько кусочков хлеба. Я постояла с ней, пока она не закончила кормить ворон, а потом она взяла меня за руку, и мы дошли до закрытого зимой кафе и уличной эстрады. Разговор был невозможен, потому что она была в спутанном режиме, но он был и ни к чему, мы прогуливались в приятном молчании. Когда мы дошли до ворот, она сердечно обняла меня и велела «отвалить и сдохнуть». А потом сделала так сама.

В местной газете напечатали некролог и короткую статью о ее жизни. Начиналась она, вполне предсказуемо, со слов «местная чудачка», но продолжение оказалось неожиданным – «и бывшая оперная звезда мирно умирает во сне». Оказывается, Салли, или Феба, как теперь следует ее называть, имела успешную карьеру оперной солистки по всему миру в конце 1960-х и 70-х. Она пела партию Мими в «Ла Скала» и Виолетты в Королевском оперном театре. Она не была замужем, но у нее был возлюбленный – что очень пикантно для тех времен, – который внезапно погиб в аварии в 1979-м, разбив Фебе сердце, и довольно скоро ее охватил странный недуг, из-за которого певческой карьере пришел конец. Резкие черные слова на газетном листе рисуют портрет печальной старой женщины, чья жизнь, некогда блеснувшая обещанием, безвозвратно потускнела после смерти возлюбленного, заставив ее отречься от мира и скрыться в тенях безумия, пока наконец она не умерла, слабая и одинокая. Предполагалось, что это история жизни моей подруги, о которой я почти ничего не знала. Достойный сюжет для оперы, но совершенно не подходящий для Фебы, которую я знала.

А вот похороны получились ей под стать.

Была первая неделя декабря, и шел снег. Не мокрое серое подобие снега, которое обычно достается нашей части страны, уничтожая надежду на снеговиков, санки и рождественские открытки, даже не коснувшись земли. А настоящий, чудесный зимний снег. Густые белоснежные хлопья быстро укутали неряшливую серую грязь и площадку возле церкви сверкающим мягким ковром, готовым к появлению главной героини этого шоу. Феба прибыла в сверкающей стеклянной похоронной карете, запряженной парой великолепных черных лошадей в плюмажах из страусовых перьев – они гарцевали и выпускали пар из ноздрей. Ее маленький гроб был покрыт белыми лилиями и венками из падуба, плюща и омелы. Когда лошади остановились возле церкви, стало очень тихо. Снег приглушил звуки повседневной жизни, и было слышно лишь, как фыркают и нетерпеливо топчутся лошади, да каркают две вороны, наблюдающие за происходящим с крыши покойницкой. Феба обрадовалась бы, что они пришли с ней проститься.