Мудрость Салли

В своем заключении миссис Льюис описала папу как порядочного и достойного человека, который, несомненно, внес в общество большой вклад и продолжает это делать даже на пенсии. Она сказала, что он, не задумываясь о собственной безопасности, пытался предотвратить акт преднамеренного вандализма, который мог привести к чьей-то гибели. И добавила, что трагическая гибель в воде его внука, на которую сослался адвокат, добавляет делу особую остроту, и, учитывая эти обстоятельства, папа действовал с похвальным самообладанием. Она заявила парню, что ему повезло, раз он явился на заседание в роли обвинителя, а не обвиняемого (вероятно, думая про себя, что это лишь вопрос времени).

Когда мы выходим на улицу, щуря глаза на ярком свете апрельского дня, папа кажется на пару сантиметров выше и на несколько лет моложе. Его облегчение очевидно. Мама держит его за руку и неуверенно улыбается, словно человек, который только вышел с особенно лихого аттракциона и все еще боится, что его вырвет. Папа прижимает ее к себе с неподдельной нежностью и заявляет:

– Детка, кажется, тебе нужно выпить.

Мы благодарим папиного адвоката, который заливается краской и с сожалением отказывается от нашего приглашения в паб. Там нас встречает Гидеон с Хайзумом, Эдвардом и Лордом Байроном, и мы отмечаем папино оправдание, триумф британского правосудия и сокрушительное поражение солиситора. Но я предупреждаю папу, что сегодня – единственный день его триумфа. Сегодня он может хвастать собственными добродетелями и цитировать льстивые похвалы миссис Льюис. Но если он продолжит важничать дальше, мне придется оттаскать его за уши и конфисковать диск с его любимым фильмом «Мост через реку Квай».

В качестве особого угощения Хайзуму позволяется разделить с Лордом Байроном пачку его любимых чипсов с сыром и луком.

После джина с тоником мама признается:

– Знаю, звучит глупо, но судья ужасно напомнила мне женщину, которую мы видели в Брайтоне, она еще держалась за руки с мужчиной в платье.

Когда она встает и уходит в уборную, папа шепчет мне:

– Твоя мать никогда не умела пить.

61

Элис

И он уходит с нами,
Счастливый и немой,
Прозрачными глазами
Вбирая блеск ночной.
Он больше не услышит,
Как дождь стучит по крыше,
Как чайник на плите
Бормочет сам с собою,
Как мышь скребется в темноте
За сундуком с крупою.
Он уходит все скорей
В край озер и камышей
За прекрасной феей вслед —
Ибо в мире столько горя, что другой
дороги нет.[11]

Уильям Батлер Йейтс «Похищенное дитя»

Элис решила, что лучше всего написать письмо. Ей не хватило мужества встретиться с той женщиной лично или поговорить по телефону. Электронное письмо казалось слишком безликим и несерьезным одновременно. Элис долго сидела с ручкой в руке, думая, как начать. Она не хотела оправдываться, но хотела рассказать все, чтобы ее хотя бы попытались понять. До Мэтти Элис никогда по-настоящему не знала, как опустошает потеря ребенка. Все ее дети умерли, но она их почти не знала. Никогда не кормила их, не чувствовала на щеке их дыхания, не укачивала их перед сном. Она любила их, разумеется любила, но вместо того, чтобы горевать, замещала смерть очередной беременностью. До Мэтти. И, по горькой иронии, только теперь, оказавшись на пороге собственной смерти, она испытала агонию утраты своего драгоценного мальчика. Наконец Элис испытала скорбь, которую столько лет терпела та женщина, хотя ее ребенок не умирал.

Элис назвала его Мэттью, потому что это значит «подарок Бога». Когда он родился, целый и невредимый, она почувствовала истинное благословение. Сперва было непросто заботиться о нем в одиночку в новом месте, но он всегда был таким хорошим мальчиком, всегда таким счастливым. И здоровым. Сильным. Других детей она не забыла, но скорбь постепенно меркла, скрываясь за первыми словами Мэтти, его первыми шагами и красивым личиком. Каждый день, просыпаясь, она слушала, как он лопочет у себя в комнате. Он нажимал кнопки на музыкальном мобиле, приделанном к кроватке, и подпевал мелодии.

Но однажды утром музыка кончилась.

Сначала она подумала, что он просто заспался. Ему был всего год и пять месяцев. Она не могла его отпустить. Он выглядел слишком идеально, и Бог бы так с ней не поступил. Он не настолько жесток. Она всегда вспоминала своего первенца и думала о том, что с ним случилось. А вдруг он был жив? Проснулся где-то совсем один и испугался? Они забрали его так быстро, слишком быстро, толком не убедившись, что он мертв.

Этого больше не повторится.