Мудрость смерти

Как подлинный грек, Эсхил не сомневается в божественном управлении миром, его не смущают проделки и проказы тех самых богов, которые олицетворяют «божественное управление миром». Ничто не может заменить Силу, не Добро, не Мысль, без Силы мир стал бы слишком мягким, слишком покорным, слишком расслабленным.

Но как художник, он не только разумом, кожей, нервами, понимает и чувствует, что и у «божественного управления миром» есть свои пределы, которые нельзя нарушать, обязательно наступит возмездие, найдётся человек, который восстанет против Силы, претендующей на всесильность.

Зевс обречён, поскольку нарушает пределы Силы, он упивается своим всесилием, он убеждён, что никто не в силах скрыть от него ту или иную «тайную весть», он накажет так жестоко, что другим будем неповадно, но он не понимает, что обречён каждый раз натыкаться на тень «тайной вести», не понимает, что иллюзия всесильности и есть его «ахиллесова пята».

Как не парадоксально, нарушает пределы «божественного управления миром» и сам Прометей.

Да, Прометей – титан, наделённый дерзостью и волей, способный восстать против всесилия Силы, если она позволяет себе святотатственные поступки, но и он переступает пределы, упиваясь собственной волей и собственной дерзостью.

Вдумаемся в слова титана Океана, который уговаривает Прометея смириться, и в слова вестника богов Гермеса, который называет Прометея «бесноватым»:

«Океан

А ты смирись, пригорбись, придержи язык!

Ведь сам умён м опытен. Так должен знать:

Двойною плетью, хлещут празднословного.

Гермес

…Ты болезнью поражён жестокою.

Была бы тебе удача, стал бы страшен ты!

Вот послушайте бред, бесноватого речь.

Сумасшедшие мысли! Что надо ещё,

Чтобы назвать одержимым, безумцем, глупцом

Болтуна и бахвала.»

Приходится признать, есть своя правда и у громовержца Зевса, и у титана Океана, и у вестника богов Гермеса, действительно, порой невыносима сама поза подобного мученика и борца.

Чтобы рассказать обо всём этом в пластически соразмерной форме, Эсхил и придумывает пространство трагедии, которая родилась из духа музыки, которая пронизывала экстатические ритуалы древних греков, поэтому мы должны расслышать греческую трагедию как героический плач или торжественный хорал, расслышать гармонию небес. Без этой музыки древнегреческая трагедия в лучшем случае стала бы подобием философского спора.

В «Прикованном Прометее» Эсхила нет правых и виноватых (будем считать мою ненависть к Зевсу моей слабостью), можно сочувствовать человеку (богу, герою), можно плакать вместе с ним, но ничего изменить нельзя, кроме самого противоборства, кроме вечного Зевса и вечного Прометея.

А больнее всего достаётся девушке-корове, которая расплачивается за свою пленительность, за свою слабость, за своё бессилие, но без которой «божественный порядок мира» стал бы невыносимым, только гул и грохот, только скрежет и скрип, без «девушки-коровы», которая в истории культуры будет являться вновь и вновь в различных ипостасях, «божественный порядок мира» потерял бы значительную часть своей «божественности».

Как и у Гомера, у Эсхила это всё вместе, как в музыкальном аккорде, и Сила, и Слабость, и, упивающийся своей властью Зевс, и распластанный титан Прометей, и почти безумная от отчаяния Ио.

И каждый раз, всё такое же человеческое слишком человеческое, надежда, пусть иллюзия надежды, пусть маленькая иллюзия надежды, но всё-таки, надежда

«В колене третьем, после десяти колен».

Но всегда, во все времена – как долго ждать!

D. ШАГ В СТОРОНУ: КНЯЗЬ МЫШКИН

Его Величество – Случай.

Князь Мышкин буквально вклинился в мой диалог об уязвимости, хотя был совсем не похож не на Ахиллеса, не на Джейкоба. Пришлось сделать шаг в сторону, чтобы вернуться с новым героем, с новыми-старыми смыслами.

Но обо всём по порядку.

Роман Фёдора Достоевского «Идиот» прочёл давно, ещё в молодости. Позже посмотрел снятые по роману фильм и сериал. Как и все восхищался, особо не задумываясь.

Вторично смотреть сериал не собирался, но так уж случилось, начал смотреть первую серию, увлёкся, досмотрел серию до конца, не столько восхищался, сколько задумался над загадкой образа князя Мышкина.

«Каждое прочтение, конечно же, изменяет книгу, так же как изменяют её пережитые нами события. Великая книга всегда остаётся живой, она растёт и стареет вместе с нами, но никогда не умирает. Время удобряет её и трансформирует её», – говорит Жан-Клод Карьер.

Конечно, книга может проскальзывать мимо времени, не оставляя следов, в других случаях, не только время удобряет книгу, сама книга (фильм, спектакль) удобряет время, время культуры. И, возможно, не только книга, но и её персонаж.

Образ князя Мышкина считаю одним из великих прозрений гения Ф. Достоевского. Он должен стоять в одном ряду с такими персонажами мировой литературы, как Гамлет и Дон Кихот, которые удобряют время культуры и помогают нам узнавать самих себя.

Но что-то помешало князю Мышкину встать вровень с ними. Что?