Мудрый король

– А вот еще одна история, – продолжала Меланда. – Помнится, это было в Перигоре. Живет там какой-то мелкий барончик, настоящий зверь и убийца. Грабит Церкви, нападает на паломников и зверствует к тому же. Как-то он запер в одном монастыре около ста мужчин и женщин, а потом повелел отрубить им руки и ноги и выколоть глаза.

– Но за что же? – ужаснулась Этьенетта. – Что они ему сделали?

– А ни за что, просто так, из озорства. Говорю же, зверь кровожадный. Да и женушка его под стать муженьку. Ведь что учудила, проклятая! Мучила женщин. Отрезала им груди и вырывала ногти, чтобы они не могли работать. Такое вот доставляла себе удовольствие.

– Почему же Бог не покарал этих злодеев? – вскричала Изабелла. – Разве Он не видел? Ответь, кормилица, отчего Господь не наказал этих убийц за их злодеяния?

– А может… – Меланда приглушила голос, подвинулась ближе к королеве. – Может, Ему было приятно смотреть на это? Не зря ведь еретики называют Бога-отца жестоким и кровожадным.

– Боже мой, кормилица, что ты такое говоришь! – замахала на нее руками Изабелла. – Да ведь об этом даже подумать – и то грех! Хорошо, что тебя не слышит святая Церковь, не миновать бы тебе тогда костра.

– Отчего же тогда Он допускает войны, в которых гибнут многие сотни людей? Отчего Он сделал бедняка бесправным и позволяет, чтобы над ним безжалостно измывались? Отчего насылает на людей засуху, голод, чуму? И не потому ли бедная Эрвина перестала уверовать в Него, ибо убедилась, что Он ничего не может, потому что не хочет и не умеет?

Королева и ее статс-дама в страхе осенили себя крестным знамением.

– А крест, – в ответ на это зловеще произнесла кормилица, поглядев по сторонам, – не символ ли проклятия, ибо на нем Иисус принял муки смертные?

В будуаре повисла тишина. Ветер ереси закружил вокруг двух дам. Безмолвно и с ужасом взирали они на кормилицу, словно не она, а сама графиня Эсклармонда, разделявшая учение катаров, сидела перед ними.

– Но и это еще далеко не всё, о чем я хотела поведать, когда заговорила о жестокостях мерзких графов и баронов, – продолжала Меланда. – Слышала я, живет где-то на юге рыцарь, который бросал своих пленников в подземелье и оставлял там погибать от голода, если они не могли заплатить ему выкуп. Как-то он захватил в плен отца и сына. И что, вы думаете, он сделал, когда те поклялись ему, что не имеют средств на выкуп? Он заставил отца повесить собственного сына.

Изабелла и Этьенетта вскричали от ужаса, побледнев и схватившись руками за голову. Все что угодно могли они представить себе, но только не это. Ведь чтобы такое сотворить, надо быть палачом, дикарем, надо вообще не иметь сердца!

Рассказчица прибавила:

– Таков же Бертран де Борн, всем известный трубадур. Любит войну, потоки крови, сам воюет, берет пленных, мучает их и при этом ненавидит простолюдинов, считая их мусором, людьми низшей расы. Да ведь он вам знаком, часто гостит при дворе. Песенки поет, а сам дикарь дикарем.

– А ведь он и в самом деле был у нас! – досадливо поморщилась Изабелла. – То-то мне сразу не понравились его мерзкое лицо и наглые манеры. Запрещаю ему отныне появляться во дворце! Скажу Филиппу, пусть гонит его отсюда! И, как нарочно, он сочинил плач по Джеффри, которого мой муж любил. Негодяй, лицемер, бессовестный стихоплет!

– Успокойся, дорогая, король и без того скоро выгонит из дворца всех этих певцов, которых называет бездельниками, – успокоила ее Этьенетта. – Видела я, как он всякий раз хмурится, когда они приходят сюда со своими сирвентами и канцонами.

– Неспокойные времена, тяжелая жизнь, – вздыхая, сокрушенно качала головой кормилица. – Бесконечные распри, суды, войны, тяжбы. Церковь борется с сеньором, тот – с Церковью. Неделю тому назад барон Шатору сжег деревни одного аббатства; жителей поубивали, а монахов разогнали. Все потому, что сеньор не поделил с аббатом какой-то клочок земли. Война идет по всему королевству, никто не сидит без дела, все норовят грабить и убивать. Ох, ох, ох!.. Нет конца бесчинствам. Король один, государство большое. Как ему за всем уследить? Тут как бы самому с трона не свалиться. Вон он, английский король-то, говорят, все наседает на нашего, покоя ему не дает. Жадный, черт. Пол-Франции захапал и все ему мало, еще чего-то оттяпать хочет себе. Но дождется, ирод, наш король свернет ему шею. Либо это сделает один из его сыновей, не меньших бандитов, чем он сам. Не зря повсюду говорят о пророчестве Мерлина: заклюют орла его орлята, да и сами сгинут после.

– А пока у него много войска, – заметила юная королева. – Филипп говорит, он набрал его из наемников.

– Хорошо, что наш король тоже поставил их себе на службу, – отозвалась Меланда. – А сколько их еще бродит по Франции? Так же, как и рыцари, нападают на деревни, церкви, даже на города. Прямо беда с ними. Могут и на Париж напасть, да только их тут же встретит наш Бильжо со своими воинами.

– Вот если бы Париж был огорожен и в ограде имелись бы ворота, – мечтательно проговорила Этьенетта. – Тогда уж никто не посмел бы напасть внезапно.