Мудрый король

У самых дверей остановился, прислушался. Не слышно топота ног за спиной. Ведьма – та кинулась бы преследовать. И голоса не слышно, никто не хохочет сзади. Монахи говорили – таковы оборотни, фурии из ада. Но как?… Ведь епископ освятил дверь!.. И не стыдно ли ему, миропомазаннику Божьему, бежать? Или он не властен над нечистой силой?… Нет, не властен. Только духовное лицо поможет ему, распятие изгонит уродливую мегеру прочь или убьет ее!

Решив так, Филипп выскочил в коридор, помчался мимо окон в сторону лестницы и, по счастью, увидел монаха; тот медленно шел по площадке, направляясь к галерее.

Филипп подбежал, схватил его за руку.

– Монах, у меня в постели лежит ведьма!

Святой отец, узнав короля, осенил себя крестом. Хлопнул глазами раз, другой, ничего не понимая.

– Настоящая? – побледнев, выдавил из себя.

– Какая же еще?

Монах силился понять, в здравом ли уме король Франции.

– Но ведь на брачном ложе должна возлежать ваша супруга, государь…

– Говорю тебе, вместо нее лежит ведьма!

– Настоящая?

– Что ты заладил! Есть у тебя распятие?

– Оно висит у меня на груди…

– Тогда идем скорее, сам увидишь!

Монах еще раз возвел крест, и они торопливо направились в сторону опочивальни.

Филипп подошел, рывком дернул дверь и подтолкнул вперед монаха с распятием в руке. Но тот, сделав шаг, внезапно стал пятиться задом. С удивлением глядя на него, Филипп повернул голову и застыл с раскрытым ртом, устремив взгляд в одну точку – на брачное ложе. Там, как ни в чем не бывало, лежала Ингеборга и с высоких подушек удивленно смотрела на них обоих.

Филипп растерялся. Что с ним? Минутное помрачение ума? Но с чего бы это, откуда оно взялось, ведь он так мечтал об этой ночи, столько раз уже представлял прекрасную северянку в своих объятиях!.. А если вовсе и не было никакого расстройства ума? Тогда куда девалась ведьма? А вдруг… вдруг его жена – оборотень, и в ту минуту, когда он ляжет в постель, она вновь обернется ужасной старухой с когтями на изогнутых пальцах?…

Звук шагов вывел его из оцепенения. То уходил, низко опустив голову и бормоча молитвы, монах. Поглядев ему вслед, Филипп вошел и закрыл за собой дверь. И тут почувствовал что-то в своей руке. Распятие! Умница монах; теперь ему не страшна ведьма, нечистая сила боится креста!

С такими мыслями Филипп не спеша подошел к ложу, глядя на супругу. Она – на него глазами, полными слез.

– Это ты или злая колдунья вместо тебя? – сдавленным голосом произнес Филипп.

В ответ датчанка промямлила что-то на своем языке, испуганно взирая на мужа.

Тогда он протянул руку, держа распятие на изготовке в другой руке, и резко сдернул покрывало. Держа его меж пальцев, замер в восхищении: перед ним лежала обнаженная, девственная богиня Аврора, белокожая и прекрасная. Нет ни гнилого зуба, ни когтей, ни копыт – ничего, что указывало бы на принадлежность к семейству чертей. И тут вспомнил Филипп, как говорила ему однажды кормилица, что коли видишь ведьму, но распознать это трудно, то заставить ее надо перекреститься. Она это сделает, пока не оборотилась чудищем, но перекрестит себя непременно левой рукой, а не правой.

– Перекрестись! – приказал Филипп.

Супруга хлопала глазами, явно не понимая, чего от нее хотят. Филипп указал на распятие и осенил себя крестом, потом ткнул в нее пальцем. Она снова не поняла. Тогда он поднес к ней распятие и громко воскликнул:

– Иисусе Христе!

И снова возвел крест перед собой.

Теперь до нее дошло. Наверное, таков обычай у франков, иначе не лишиться девственности. Подумав так, Ингеборга перекрестилась. Филипп облегченно вздохнул: супруга махала в воздухе правой рукой.