Мудрый король

Потрясенный, Филипп поклонился старухе и вскочил в седло. Кавалькада тронулась в путь, а Эрвина долго еще стояла, глядя ей вслед, пока последняя лошадь с всадником не скрылась из виду.

Глава 15. Юный монарх делает первые шаги

Умирающий Людовик попросил, чтобы его отнесли на площадь перед новым собором. Он велел дать епископу еще 200 фунтов серебра, и это позволило поднять своды над хорами Нотр-Дам на небывалую высоту. Король захотел это увидеть, а увидев, прослезился. В этот же день папский легат торжественно освятил главный алтарь собора. Но Людовик уже почти не дышал: отказали легкие. Еле слышно он попросил, чтобы его отнесли в цистерцианский монастырь Барбо. Там его соборовали, и монахи охраняли его покой.

Епископ с хором певчих отслужил заупокойную мессу во спасение души благочестивого короля Людовика. Впервые рядом с телом короля возложили корону, скипетр, печать, которой он скрепил свои ордонансы о всеобщем мире. Тотчас после смерти тело плотно завернули в шелковый саван, чтобы перенести и похоронить в церкви Сен-Дени[31]. Во главе похоронной процессии шел Филипп.

Когда тело короля внесли в церковь для захоронения, то поместили его сначала в пылающую часовню[32], воздвигнутую посреди хора. И уже потом оно было уложено в гробницу.

Вдова покойного указала братьям на саркофаг Людовика VI; отец ее мужа покоился под простым надгробным камнем. И тут же она приказала покрыть надгробие своего мужа золотыми и серебряными драгоценностями. Ей пообещали выполнить всё, как она того пожелала.

Все вышли. Похороны закончились. Но Аделаида не успокоилась:

– И пусть будет на могиле моего супруга жизана![33] Так я хочу.

Ее повеление исполнили.

Октябрь 1180 года. Королевский дворец полупуст, насторожен. Кое-где, хмуря лобики, щебечут дамы, группами стоят придворные вдоль галерей, у дверей кабинетов, молелен, спален. Разговор ведется вполголоса, без улыбок. Лица хмуры, на каждом читается тревога, неуверенность… Голоса стихают, тишина витает вокруг. И снова – споры, волнения, догадки и – нет-нет да и косые взгляды, летящие в сторону королевских покоев.

Там сейчас сидят за столом четверо, напротив друг друга: Филипп и Герен, Гарт и Бильжо. Между ними две шахматные доски. Время от времени один из игроков переставляет фигуру. Из коридора слышно пение трувера, аккомпанирующего себе на виоле. Он у стены. Перед ним полукруг – дамы и кавалеры. Почти все сидят на стульях, обитых кожей, с разукрашенными причудливой резьбой спинками.

Взгляд Филиппа устремлен на фигуру короля, зажатого между офеном и скалой[34]. Чуть поодаль – рыцарь, морда направлена на короля, которому он, кажется, вознамерился поставить мат в один прыжок.

– Смотри, Герен, – Филипп поднял фигуру короля, – вот это Франция. А это, слева и справа, Шампань и Блуа. С севера, там, где рыцарь, – Фландрия. С запада Нормандия, Анжу, Мэн – владения английского монарха. Что стоит этим фигурам в два-три хода поставить мат французскому королю? И не уйти. И защитить нечем, сил моих совсем мало. Что посоветуешь? Ведь этак они раздавят меня, эти Симплегады[35]. Сойдутся вместе, нажмут – и нет Франции.

– Всему виной Плантагенет. – Герен поднял с доски фигуру девы слева от короля. – Слишком много власти имеет. А ведь он твой вассал.

– Хорош вассал, который отказался принести присягу своему сюзерену!

– Стоит одной собаке гавкнуть, как заливается лаем вся стая, – подал голос Гарт. – Ты ведь об этом, Филипп? Смотри, как они навострили свои копья, и каждое острие смотрит на Париж. Даже твоя сестра Мария и та против тебя. Причина – каприз Алиеноры. Непонятна позиция твоей матери: ей вдруг стал ненавистен твой брак, и она побежала к Плантагенету. Зачем? За помощью? Против кого? Собственного сына?

– Генрих не пойдет на меня войной, – твердо ответил Филипп. – Я его сюзерен! И я должен заключить с ним мир. Убрав деву, – он снова поднял фигуру с доски, – мне легче будет расправиться с остальными. Что касается моей матери, то она любовница графа Фландрии, моего воспитателя. Но тот вообразил о себе слишком много. Пользуясь своим положением, он захотел сам править государством, быть своего рода регентом при мне, Капетинге, потомке Гуго, сыне Людовика Седьмого!

Филипп с такой силой опустил кулак, что фигуры покатились по доске, одна за другой падая на пол.

– Я не позволю ему править моей страной! – воскликнул молодой король, рывком поднимаясь с места. – Он возомнил себя потомком Каролингов? Так я докажу ему, что я, Капетинг, сильнее его прогнившей ветви, которая идет от Карла Великого. Узнав о том, что я не собираюсь лизать ему пятки, он поспешил удрать из Парижа. Зачем? Что он собирается предпринять, и как предупредить этот удар? Что сделал бы ты на его месте, Герен?

– Вместе с союзниками организовал бы заговор против юного короля, – немного подумав, ответил бывший монах. – О, я составил бы мощный кулак!