И Симон указал на человека, стоявшего прямо посреди дороги. На человеке капюшон, глаз не видно. В руке посох. Смотрит вперед, но так, что видит всех, в то время как его лица не видит никто.
– Будь я проклят, если это не нищий, который просит подаяние! – воскликнул Бильжо и протянул страннику пару серебряных монет.
– Милостыня – верх рыцарской добродетели! – добавил Бертран де Монфор, протягивая нищему еще монету.
Подъехал Гарт. Зачерпнул из кошелька сколько смог, протянул руку, и в это время нищий откинул капюшон.
– Эрвина! – вскричал Гарт, соскакивая с лошади и вкладывая деньги ей в ладонь. – Вот так встреча! Как ты здесь оказалась? Не с неба же свалилась!
– Она всегда появляется там, где ее никто не ждет.
С этими словами Бильжо подошел и поцеловал Эрвину в щеку. Она в ответ улыбнулась ему.
Кое-кто спешился. Остальные, и король в том числе, остались в седлах. Филипп мучительно пытался вспомнить, где он слышал это имя. Совсем недавно кто-то говорил ему. Кто? Он стал перебирать в памяти события прошлых дней: турниры, охота, беседы с матерью, с отцом… И тут он вспомнил. Ведь это та самая, благодаря которой… Филипп соскочил с коня, подошел, поцеловал старухе руку и вложил в нее кошель. Она долго, не мигая, смотрела на него чистыми глазами, не раскрывая рта. Молчание столь затянулось, что Филипп, смутившись и отойдя назад, опустил взгляд. Эрвина улыбнулась и подошла ближе к нему. Филипп, недоумевая, поднял голову. Тогда старуха низко склонилась перед ним и замерла. Слишком долгим показался юному монарху этот поклон.
– Отчего ты поклонилась мне, добрая женщина? – спросил он ее.
И услышал ответ:
– А разве не ты вырвал меч из железной наковальни Мерлина и не стал королем Артуром?
Филипп растерялся. Потом спросил:
– Но как ты узнала?…
– Что ж тут гадать? Ты самый молодой среди всех и остался в седле, тогда как другие попрыгали на землю. А возле тебя мой славный Гарт. Видишь, как просто, король. К тому же дар твой весомее других, что говорит о твоей щедрости и добром сердце. Если я добавлю сюда вежливость, великодушие, скромность, любезность и осторожность, думаю, закончу список твоих добродетелей.
– А теперь, мать, перечисли смертные грехи, – попросил Гарт. – Да и нам всем надлежит послушать, дабы не забывать.
– Зачем говорить то, что юный король знает и без меня, ведь его учили этому, – возразила Эрвина. – Да и вам это ни к чему. Разве среди вас нет монахов? Уж они живо напомнят, чему их учили в монастырях. Тебе же, сынок, – вновь поглядела она на Филиппа, – вот что я скажу. Каждый из смертных грехов, о которых твердят попы в церквах, – враг твой. Помни об этом, когда начнешь войну, ибо напрасно пойдешь в атаку на врага, не победив его вначале в самом себе.
– Что же это за враги? Я, к примеру, не знаю! – вскрикнул Годемар. – Я же не был монахом.
Риго Селлерье подсказал ему:
– Гордыня, алчность, зависть, гнев, леность…
– … блуд и чревоугодие, – со смехом закончил Гарпен.
– Верь своим друзьям и будь всегда с ними, а не с придворными, – продолжала между тем Эрвина, не сводя глаз с Филиппа. – Оттуда идет зависть под руку со злобой, заговором, гордыней. Сумей распознать крамолу, но никогда не действуй один. Друзья твои безмолвными тенями, крадучись по спальням, лестницам и закоулкам дворца, должны все видеть и слышать, дабы пресечь в корне зло, замышляемое против их государя. А поймал изменника – голову долой! Другой тотчас смирным станет, не о двух ведь головах.
– Пока не вижу в своем доме изменников, – ответил Филипп.
Старуха усмехнулась:
– В доме, где много еды, всегда есть мыши и другие грызуны. Помни: тебя станут бояться, значит, будешь иметь много грызунов. Тогда не жди, сам нападай; так должно поступать при встрече с врагом. И никогда не оставляй его в покое: действуя в спешке, он наделает много ошибок.
– Я запомню твои советы, мудрая женщина, – произнес король.
– Я не все еще сказала тебе, юноша. Царь Навуходоносор умер от обжорства. Такая же участь постигла одного епископа, которого я хорошо знала. Но какова истинная причина смерти? Я открою тебе ее. Тело, потребляющее много пищи, навлекает на себя много болезней. Ешь мало и всегда будешь здоров. Так говорил Диоген.
– Я не читал, но обязательно прочту.
Эрвина замолчала и снова долго глядела на Филиппа, не шевелясь, только еле заметно покачивая головой. В их беседу никто не вмешивался. Всем было любопытно, что же еще скажет юному королю старая сивилла, знавшая многие тайны, умеющая слушать землю и гадать. Она знала то, что не было известно никому, и это влекло к ней людей, верящих во все, что им ни скажут. Этому научили их лица духовного звания, поэтому Эрвину, в отличие от священников и аббатов, несколько побаивались, считая, что она знается с нечистой силой. Да и может ли быть иначе, если ее никогда не видели в церкви, которую она обходит стороной?
– Ты нравишься мне, юный король, – снова заговорила старуха. – Твои глаза не бегают, не прячутся, ты уважаешь старость и сделал мудрый шаг… – Она кивнула в сторону рутьеров. – Еще не сев на трон. Я помню все, что было и знаю, что будет.