Муха и Лебедь

Эти трое приоткрыли свои двери, предварительно нацепив на них цепочки. Они сделали это одновременно, увидели друг друга, и получилось так, что отступать им стало некуда, дабы не потерять мужское достоинство. Вооружившись ножами, они нанесли убийце несколько резаных ран спины и рук. Но окончательно обезвредить его удалось только с помощью чугунной сковороды. Как это обычно водится, маньяк остался жив и здоров.

Но красавица-балерина, наша несравненная Анна Белолебедева, уже была мертва. Мало того, что мертва, так и еще и крайне безответственна. «Почему безответственна?» – удивитесь вы нелепости моих слов. Поясняю.

В ходе расследования уголовного дела оказалось, что за полтора месяца до гибели она обращалась в милицию с жалобами на угрозы и домогательства Коршунова. Но некто капитан Акулов И.А. отказался принимать ее заявление, объяснив это отсутствием состава преступления и правонарушения.

Более того, его коллеги признались, что слышали, как он похвалялся тем, будто велел Анне прекратить истерики и «когда убьют вас, тогда и приходите, после этого мы дело и откроем».

Вот ведь как все обернулось. Ее убили, а она не встала и не отправилась подавать заявление в милицию, не выполнила предписание «когда убьют, тогда и приходите». Нет, вместо этого она, забыв о всякой гражданской ответственности, спокойно валялась мертвой на лестничной площадке.

В итоге дело завели на самого капитана Акулова по статье «преступная халатность и неисполнение должностных обязанностей». Но он, не дождавшись суда, скоропостижно скончался. Как показало вскрытие, от цирроза печени, вызванного алкогольной интоксикацией.

Не жестокая судьба сгубила нашу Анечку, не люди, а жестокие нелюди – маньяк и алкоголик, презревшие ценность человеческой жизни. Так погиб «прекрасный порхающий цветок», как называли ее критики.

Вечная память Белолебедевой Анне Павловне».

Что же, с Рыжиковым не поспоришь, нелюди – жестоки. А люди?

Глава 18. Много лет спустя

– Дар божий! Вот как это называют! – горячилась Акулина, с силой сжимая ручки инвалидного кресла. – Я объясняю ей элемент, а она меня не слушает. Это сверхъестественное что-то!

– Что же тут сверхъестественного? Обычная детская дерзость. Прошу тебя, не нервничай. – Леда оторвалась от мольберта и заботливо поправила плед, сползший с обездвиженных ног сестры.

– Иди к черту, – отмахнулась та, – не притворяйся, что, бросив балет, ты перестала его понимать. Как ты могла променять свой талантище на карельские пейзажи? Эта девочка танцует, как ты когда-то. Бесподобна! Она не слушается моих советов, представляешь? Они ей ни к чему! Берет и молча делает все еще лучше, чем я ожидала.

– Да, она гибкая и быстрая. Очень пластична. Но своенравна. И ты, балуя и захваливая ее, только усугубляешь это, – Леда раздраженно поджала губы, недовольная напоминанием о своем балетном прошлом.

– Ледка, ты лучше сына своего воспитывай, а то уголовник растет.