Муха и влюбленный призрак

— Ну что вы! Это сто лет назад накапали, когда жили при свечах, — сказал директор и шаркнул ногой, видимо, затирая следы свечки.

— Естественно, — поддакнул Иванов. — У меня тут муха не проскочит — видали, какой замок?

— Ну-ну, — недовольно сказал пожарный, и голоса пропали.

— Чего там? — спросил Боинг. Он вертел в руках пакет с раздавленным в лепешку бутербродом.

— Дальше пошли, — Петька оторвался от щели и посветил фонариком в глубь штрека. Луч терялся в бархатной темноте. — Ты погоди бутерброд лопать. Может, еще придется делить его ниткой на двенадцать частей.

— Почему на двенадцать? — не понял Боинг.

— Нас трое, каждому запас на четыре дня, если заблудимся. А потом съедим самого толстого.

— Нет, мы съедим самого слабого, — угрожающе сказал второгодник. — Девчонки не считаются.

Петька покраснел и сжал кулаки:

— Еще посмотрим, кто тут самый слабый!

— Перестаньте. Вы что, драться пришли? — сказала Маша.

— В натуре, драться лучше на свежем воздухе, — согласился Боинг, с жалостью глядя на пострадавший бутерброд. Вздохнул и бережно спрятал его в сумку.

Маша посветила в штрек своим фонариком. Он был мощнее Петькиного: на четыре батарейки, с большой фарой. Луч пробил темноту шагов на двести, и стало видно, что там штрек раздваивается.

— «Штаны», — заметил Боинг. — Может, они потом сойдутся, а может, поведут в разные стороны. Маш, доставай свою железку, будем чертить стрелки, чтоб не заблудиться. Острием обязательно к выходу.

— Ничего мы не будем чертить, у меня нитки есть. — И Маша пошла впереди. Нитки она пока что не доставала. Зачем, если штрек прямой?

Под ногами валялись обломки ракушечника. Никто их, конечно, не убирал: шахтеры вытесывали камни нужного размера и тащили к выходу, а щебенка оставалась на полу. Штрек был широкий; до потолка Боинг достал рукой, невысоко подпрыгнув. Говорят, по этим штрекам ходили лошади с телегами.

— Скелет был бы интересней, — разочарованно заметил Петька.

Дошли до «штанов», и тут Маша увидела нарисованные синим восковым мелком цифры: левый ход был помечен единицей, а правый двойкой.

— Теперь понятно, что такое номер пять! — вслух сказала она. Мальчишки не поняли:

— Какой номер пять?

— Евгень Евгеньич открыл этот вход. Совсем недавно, потому и замок поменяли. Это его метки, и дошел он до пятой.

— Откуда знаешь? — загорелся Петька.

Маша не стала играть в тайны и рассказала о записке для Толича и о загадочной смерти Бобрищева.

— А на берегу, значит, контрабанду выгружали? «По рыбам, по звездам проносит шаланду, три грека в Одессу везут контрабанду», — продекламировал Петька. — Классно!

— Почему по звездам? — не сообразил Боинг.

— Ночь же, — сказал Петька. — В море отражаются звезды. Вода светится, и под ней как будто молнии пробегают — рыбы. А шаланда летит под парусом, и тишина…

— А вдоль дороги мертвые с косами стоять, — добавил Боинг.

— Балбесина! — обиделся Петька. — Это Багрицкий написал. Вот был поэт! Лучше даже меня!.. Ребят, я что подумал: а вдруг здесь до сих пор бобрищевский клад?!

— Так и я про то же, а тебе скелета в кандалах подавай, — усмехнулась Маша.

— Куда пойдем? — спросил практичный Боинг, светя то в один, то в другой штрек.

— Начнем с первого.

— Со второго! Тогда быстрей до пятого дойдем! — И Петька, боясь, что его вернут, побежал по правому штреку. Свет его фонарика заметался по стенам и вдруг пропал. За поворотом обрушились камни. Что-то негромко плеснулось, Петька вскрикнул, и в штрек выкатился фонарик с треснувшим стеклом.

Маша и Боинг бросились за приятелем.

— Добегался, Багрицкий! — рычал второгодник.

— Осторожно, тут яма какая-то! С водой! — подал голос Петька.

Боинг уже скрылся за поворотом, и там опять громыхнули камни. Послышалась сочная оплеуха.

— Раньше не мог предупредить, Багрицкий?!

Маша замедлила шаг, дошла до поворота и заглянула за угол. Боинг с Петькой сидели на куче камней. Ямы не было видно, а в кровле зияла круглая дыра.

— Вот откуда сквозняк. Это ж наш колодец, школьный, — Боинг посветил вверх. — Жесть! Прямо в штрек попали.

Он бросил куда-то за кучу камушек, прислушался. Камушек летел долго и с плеском упал в воду.

— Так бы и ты нырнул, — Боинг смазал по затылку притихшего Петьку.

За колодцем штрек продолжался, но там, до половины закрывая вход, тоже кучей лежали готовые осыпаться камни. Даже у безбашенного Петьки не было никакой охоты прыгать.

Двинулись по штреку, отмеченному синей единицей. Ничего вокруг не менялось: те же стены, те же обломки ракушечника под ногами. Петька шаркал ногой и спотыкался — у колодца он порвал ремешок сандалии. Пришлось остановиться и потратить часть драгоценных ниток мулине, чтобы подвязать ремешок. Ничего, Маша и на этот раз сэкономила: перекресток помечен Евгень Евгеньичем, новых поворотов нет, и можно пока обойтись без ниток.

Минут через пять штрек опять разошелся на два. Левый ход был помечен тройкой, правый — четверкой.

— Как на улице. Одна сторона четная, другая нечетная, — догадался Боинг.