Муха в розовом алмазе

- А насчет того, что дерьмо твоя бомба с алмазами отсасывает, так это ты врешь. Ты ведь столько с ней общался, что от тебя давно должны были одни кости остаться.

- Шутишь, да? Дерьмом называешь? Да я такой сейчас, потому что только таким я миссию свою великую выполнить могу. Понимаешь, только таким! И ты, Чернов, поможешь мне ее выполнить! Я знаю, именно ты! Я об этом, может быть, еще в Москве знал.

- Хорошо, я согласен тебе помочь. Развязал бы меня что ли. С веревками несподручно помогать.

- Да забудь ты о веревках! Я ему о судьбе человечества гутарю, а он "веревки, веревки". Где алмаз?

- Не скажу. Пока не скажу... Подумать надо. Ты ведь убьешь меня, как только узнаешь?

- Спрашиваешь!

- А как же поединок? Договаривались ведь?

- Наивняк, - поморщился Баклажан.

- Наивняк? А на хрена ты тогда по минному полю ходил?

- Ну, ты даешь, ботаник! Я же говорил, кажется, почему. Мне Сашку выманить надо было из-под земли. Я же чувствовал, что он там сидит, слушает и своего часа дожидается. Вот и придумал эту дуэль (последнее слово Баклажан произнес с подчеркнутой усмешкой.

- Но ходил ведь?

- Ходил... Понимаешь, я не мог на мину наступить... То, что стоит за нашими плечами, не позволило бы мне это сделать... Как бы тебе объяснить... Ну, мог, к примеру, Христос утонуть, когда по воде ходил?

- Эка хватил! - восхитился я.

Баклажан посмотрел на меня, как испанец-конкистадор посмотрел бы на чукчу. И выдавил сквозь зубы:

- Кончай болтать, гнида собачья! Говори, где муха! С рассветом я должен уйти.

- Странно как-то получается, дорогой... - помрачнел я, чувствуя, как медленно, но верно смятение овладевает душой. - Странно и как-то несправедливо. Я тебе говорю, где алмаз, а взамен получаю пулю в живот. Может, добавишь что-нибудь в довесок?

Последнее предложение я произнес неприятно подрагивающим голосом, произнес после того, как мысль: "Все ясно. Финиш. Я живу последние минуты", пронзила меня от пяток до макушки.

- Пожалуйста, - ответил Баклажан и, привстав, ударил меня по лицу. Ладонью. Не так сильно, но очень уж обидно ударил.

Я отвернулся, чтобы скрыть выступившие слезы. А Баклажан сел рядом, подобрал под ногами веточку сухой полыни и задумался, рисуя на земле знаки.

- Понимаешь, ты где-то в доме его спрятал, - сказал он через минуту. Или как лежал он под яблоней закопанный, так и лежит.

- Поди, поищи, - попытался я усмехнуться.

Сектант-бандюга сузил глаза и подался ко мне:

- Ты, что, дурик, не соображаешь, что я своих людей на дачу твою запущу, и они твои шесть соток по крупице переберут? И сам понимаешь, что если кто-то в это время там появится, ну, твоя мать, к примеру, то ему кранты.

- Послушай, а давай ты меня убивать не будешь, а замуруешь на пятой штольне? - предложил я, единственно для того, чтобы оттянуть свой смертный час.

Баклажан задумался. Ему, служителю человечества, видимо, не нужны были неоправданные жертвы.

- А ты не выкопаешься? - спросил он, пытливо вглядываясь мне в глаза. Ты на природе мне не нужен.

- А как? Там, в канаве моей, лимонки остались, у тебя еще мины есть и граната противотанковая, я видел. Если это все разом грохнуть, то мне в жизнь не вылезти.

- Нет, не пойдет, - немного подумав, сказал Баклажан. - Ну, ты сам посуди: шлепну я тебя и все, никаких проблем! А оставлю в живых - всю дорогу мучиться-вздыхать буду... Ты же скользкий, придумаешь что-нибудь, вылезешь и ментов на мою бомбу наведешь. А этот вертолет? Что он здесь делал? Кого искал? А вдруг тебя твои друзья или органы разыскивают? Нет, лучше тебя убить. Но просьбу твою я в некоторой степени удовлетворю - спущу вниз живым.

Я чуть не заплакал, а он взял меня за грудки и зашипел в лицо, вот зануда:

- Говори, давай, где алмаз!

Еще минут тридцать он меня уговаривал и так, и эдак. То пряником, то по роже. Ножом всего исколол, зажигалку трехрублевую всю изжог. Уговорил, в конце концов. И, побродив прощальным взглядом по темнеющим горам, я стал рассказывать:

- В подвале дачного дома, в углу, как войдешь слева, напротив, в щели между фундаментными блоками второго снизу яруса... Там увидишь пятно свежего цемента. А если все это мне приснилось, ну, что я алмаз перепрятал, то под центральной яблоней. Она самая высокая. Мать только по выходным там бывает, ключи под приступкой сарая.

- Ну, вот и молодец! - обрадовался Баклажан. - Говори теперь свою последнюю волю, только без выкидонов, умоляю!

- За вином ты вниз не пойдешь, это точно, женщины все умерли, курить ты не куришь... Даже не знаю, что и попросить... Вот разве только позвонить...

- Куда позвонить? - насторожился бандит.

- В моей записной книжке есть телефоны моих друзей, Баламута и Бельмондо. Звякни одному из них, расскажи, что захочешь и попроси, чтобы они Ольге, жене моей, передали, что все в порядке, то есть я, настоящий ее супруг, скопытился на всю катушку и больше тревожить ее не буду. Обещаешь?

Баклажан подумал немного и, решив, что моя просьба ни с какого бока не выглядит злокозненной, согласился. И ушел в темноту.