Муха в розовом алмазе

- Баклажан что-то придумал, и я догадываюсь что, - продолжил Сашка, наблюдая за Веретенниковым.

- Что придумал? - насторожилась Синичкина.

- Потом скажу, подумать еще нужно, - ответил Кучкин, наблюдая, как Веретенников приближается к норе Али-Бабая.

Али-Бабай джентльмен удачи был хоть куда. Прежде чем разрешить Валере подойти к яме, он внимательно осмотрел в бинокль все подходы к своей берлоге.

- Боится, что Валерка отвлекает его внимание от Баклажана, - сказал Кучкин с уважением в голосе.

Наконец, Али-Бабай разрешил Веретенникову сесть на край ямы. Несколько минут Валерка что-то ему говорил.

Выслушав, араб задумался, затем, кажется, кивнул (далеко до них было, метров сто пятьдесят, мы не разглядели) и Валерка пошел к нам, стараясь по мере возможностей скрывать свой срам ладонями. Но склон был крутой и каменистый, и ему часто приходилось балансировать руками. Переведя взгляд на Синичкину, я заметил в ее глазах неподдельный интерес. Посмотреть действительно было на что, да и когда еще увидишь в горах, да еще мусульманских, голого кандидата географических наук?

Лишь только Веретенников, озабоченный, жизнью на вид недовольный, подошел к нашей канаве, Анастасия кинула ему свою маечку. В синюю полоску, вроде тельняшки. Перед этим я достал из рюкзака свои новые плавки, не пожалел для друга, но она, улыбнувшись, сказала: "Спрячь, так веселее будет".

Маечка Веретенникову чуть-чуть до ягодиц достала, ну, еще до одного места с другой стороны, но это поначалу, потом он ее вытянул в ночнушку. Вытянул, пока рассказывал, почему ходит по горам голым.

- Баклажан сказал, что должен остаться кто-то один, - начал он бесцветным голосом. - Турнир с выбыванием на тот свет предлагает. Один на один по кубковой системе до полного отпада. Али-Бабай согласился, но с условием, что со своим соперником он будет драться под землей.

- Класс! - помотал на это головой Кучкин. - Видно подземелье для него, то же самое, что и земля для Антея.

Валерка посмотрел на него недоуменно и продолжил:

- Если вы согласны, давайте вырабатывать условия.

- А если не согласны? - поинтересовался я.

- Он просил довести до вашего сведения, что, во-первых, сидеть нам здесь осталось сутки, не больше, потом наверняка придут войска или милиция, за Черным с Синичкиной придут. Вертолет ведь не зря летал. Во-вторых, Баклажан просит учесть, что он один из всех вас может немедленно и беспрепятственно убраться отсюда. Так вот, если ты, Черный, лично не согласишься, то он рванет в Москву и, пока ты будешь здесь разбираться с Али-Бабаем, дочкам твоим руки-ноги повыдергивает...

- Не найдет он их! - воскликнул я, холодея.

- У покойного Полковника знаешь, где друзья работают? Баклажану-то их телефончики известны.

- Но в этом случае он не получит алмаза с мухой!

- Получит, - сказала Синичкина, глядя в сторону. - Я Полковнику рассказала, под какой яблоней он лежит... А он, естественно, рассказал Баклажану.

- Ты... ты... - задохнулся я от злости.

- Я, я... - передразнила Синичкина. - Помнишь, Баклажан тебя пугал? Что Полковник меня пытает? Вот тогда я ему и рассказала.

- Он тебя и в самом деле пытал?

- Нет, конечно! - хмыкнула Синичкина. - Пытки - это для дураков, умные люди с фантазией всегда на словах договорятся.

- Ну, ты и шту-у-чка! Я тебя Чубайсу продам! Хотя нет, на первый раз помилую. И знаешь из-за чего? Помнишь, когда мы ночевали на даче, я утром к тебе поднялся? Ты еще вполне резонно подумала, что я сексуальные фантазии реализовывать явился?

- Ты... ты... - в свою очередь задохнулась от негодования Синичкина. Ты их перепрятал?

- Ага. И не на даче, а в соседнем лесу. Фиг найдешь без саперной роты, драги и пяти лет непрерывной трехсменной работы.

- Ты... Ты... все испортил! Ненавижу тебя!

- Ну, ладно, киска, ладно, я пошутил! - решил я солгать во спасение душевного климата.- На месте алмаз, на месте. Под той самой яблоней. Ты забыла, как я надрался в тот вечер? Подумай, мог я ночью с дикой головной болью - я ведь даже похмелиться ни грамма не оставил - идти в лес?

Синичкина посмотрела мне в глаза испытывающим взглядом. Я сделал лицо простодушным и сказал проникновенно:

- Я все это придумал, дабы ты поняла, что такого мужчину, как я лучше держать при себе, а лучше в постели.

Синичкина хотела отпарировать, но Валерка прекратил прения.

- Кончайте свои семейные сцены! - сказал он, морщась. - Ну, что, Черный, соглашаешься ты на бои с выбыванием?

- А ты? - спросил я, вглядываясь в не выражающие ничего глаза Веретенникова. - Ты согласен? Твоих детей он убить не обещал?

- Мы с ним заключили джентльменское соглашение: если я останусь в живых, то стану Верховным жрецом Хрупкой вечности.

- Субгениально! И после этого истинно джентльменского соглашения он тебя раздел донага...

- Нет, это я сам разделся! Чтобы Али-Бабай видел, что я не вооружен, гордо сказал посланец Баклажана.

- А ты вообще хорошо себя чувствуешь? Я имею в виду самочувствие головы? - спросил я, бросив торжествующий взгляд на Сашку Кучкина (он ведь утверждал, что это Баклажан Валерку раздел).