Мухи творчества

Из печальных раздумий меня вырвал протяжный скрипучий крик. Абсолютно нечеловеческий и очень пугающий!

– Зайчик?! – Я подпрыгнула, коленками толкнув доску-столешницу и развалив натюрморт на ней.

К зайчику, который вопит, как баньши, выскакивать не хотелось.

Такой зайчик сам кому угодно ой-ой-ой сделает!

– Это уточка, – Семен, нашаривая свою биту впотьмах, так как свечу я тоже уронила, попытался меня успокоить, но не преуспел.

Какая еще уточка?! Мы одного зайчика ждали! А у них там целая зверская банда, что ли?

– Я ж говорил, что уточка нам посигналит! – обрадовался Митяй и, вздернув лодочное весло, попер с ним на выход.

Весло выходить не хотело – не иначе тоже боялось зайчика с уточкой, цеплялось за дверной косяк и мешало выдвижению на оперативный простор войск антизаячьей коалиции.

Митяй ругался, Семен с озлобленным пыхтением содействовал укрощению несгибаемого весла, а я стояла в арьергарде и думала про нечеловеческий крик: это уточка так посигналила? Значит, она за нас, а не вместе с зайцем? Это хорошо, такую пугающую уточку лучше иметь в союзниках, чем в противниках…

Наконец Митяй с веслом и Семен с битой вырвались из сарайчика, и в дверном проеме мне открылся красивый вид на заснеженный двор с возвышающимися посреди него истуканами.

Четкость и незыблемость их вертикалей подчеркивали копошащиеся внизу фигуры.

В морозном воздухе хрустально звенели разноголосые матерные выкрики, но звуков ударов я не слышала: похоже, весло и бита не были пущены в ход.

Осторожно приблизившись, я подсветила кучу-малу у подножия невозмутимых истуканов фонариком, встроенным в мобильник.

Взгляд сразу же зацепился за ярко-желтое пятно. В нем я с понятным удивлением опознала резинового утенка, с которым любит плавать в ванне наш с Андрюшей сынок.

Что делает на поле боя детская игрушка?

Тут из кучи рук и ног, неприятно напоминающей о легендарном синявинском спруте, только уже обутом-одетом по сезону и погоде в валенки и варежки, выпросталась особо буйная конечность. Она с размаху накрыла утенка, и тихую зимнюю ночь опять огласил тоскливый скрипучий вопль.

Ах, вот оно что! Игрушку со свистулькой мобилизовали и назначили сигналкой!

Носком ботинка я отодвинула крикливого утенка подальше, сама же наклонилась, приглядываясь.

Я уже видела, что кучу-малу венчает Семен, а под ним копошатся еще двое, предположительно – Митяй и долгожданный зайчик, но как-то непохоже было, что они дерутся. А в разноголосых матерных возгласах чувств было много, а информации – ноль.

Поэтому я громко спросила традиционное:

– А что это вы тут делаете?

И сдавленный голос Митяя из середины сложного бутерброда сердито ответил:

– Ну наконец-то, Ляська! Явилась! Живо нож неси!

– Нож?! – Я испугалась. – Нет, погодите, нельзя так сразу! Давайте сначала поговорим с ним, расспросим, как он докатился до жизни такой…

– Ляся, нож, чтобы леску разрезать! – перебил меня Митяй, добавив еще несколько непечатных выражений, в цензурном переводе сводящихся к банальному «вот бабы дуры!». – Мы все запутались тут, встать не можем!

– Хорошие, значит, силки! – На меня напал нервный смех.

Хихикая и утирая слезы, я сбегала в сарайчик и вернулась с ножом.

– Дай сюда, – Семен, верхний в пирамиде, забрал у меня инструмент. – А ну, замерли все!

Куча послушно застыла. Я присела на корточки и подсветила фонариком, Семен повозюкал туда-сюда ножом и слез с Митяя. Митяй, облегченно крякнув, тоже пополз в сторону, и я наконец увидела, кого мы все, включая голосистую уточку, пленили.

Глазам своим не поверила!

– Дядя Петя? Это вы?!

Дядя Петя Дятлов, покряхтывая, сел и ощупал себя:

– Я, я… Вроде даже живой…

– Петр Петрович, придется вам объясниться, – строго объявил наш участковый, но все-таки протянул руку, помогая своему соседу подняться.

Дядя Петя встал и замер, согнувшись, потер филейную часть:

– Похоже, копчик отбил…

Он поднял голову, увидел поигрывающего битой сурового молчуна Бурякова, пробормотал:

– Привет, Семен… – и заозирался искательно: – А на кого я это… приземлился? Он еще завопил как резаный?

– А, это птичка была, не беспокойтесь. – Я тоже огляделась, но не в поисках резиновой игрушки, а соображая, куда бы усадить изрядно помятого пожилого человека. – Митя, Сема, помогите дяде Пете, давайте его вот на тот пень…

– На колоду для рубки дров? – заметно дернулся Петр Петрович, явно неправильно трактовав мою заботливость. – А перед тем ножом хотели…

– Нож был нужен, чтобы разрезать силки, – постаравшись не обидеться, спокойно объяснила я.

– А силки зачем?

Митяй строго кашлянул:

– Зачем, зачем… Это вы нам, Петр Петрович, объясните, зачем вы к высокохудожественным истуканам полезли? С какой такой целью?

– С нормальной целью, – буркнул дядя Петя, медленно опустившись на предложенную ему колоду. – Хотел своими глазами увидеть, что же так напугало тут мою жену, что она чуть не спятила. И, вижу, в самом деле есть чего бояться! Схватили, напали, ножом угрожали… У вас тут секта какая-то, что ли? – Он покосился на истуканов. – Языческая… С жертвами кровавыми…