Мухи творчества

Он с бодрым кряканьем приседал на открытой веранде – делал утреннюю гимнастику, встав под окнами так, чтобы его было видно из кухни. Красовался перед Лизкой, не иначе.

Я, пока бежала, запыхалась, поэтому оставила открытым вопрос о Масленице и мимо братца, потянувшегося стащить верхний блин, с разгону проскочила в дом.

– Что?! – тетка Вера испуганно охнула и села, держась за сердце. – Они опять пропали?

Я молча помотала головой, брякнула тарелку с блинами на стол и согнулась, пытаясь отдышаться. Лизка, испуганно моргая и приоткрыв рот, не глядя перевернула свой бутерброд и стала намазывать его маслом с другой стороны.

Я разогнулась, выставила одну руку вперед:

– Спокойствие, только спокойствие! Ничего плохого не случилось, наоборот…

Митяй, сопя, протиснулся мимо меня в кухню, бухнулся на лавку, сцапал блин, сунул его в рот и, волшебным образом не утратив прекрасной дикции, внятно молвил:

– Так ты на этот раз с хорошей вестью? Ладно, тогда не будем тебя убивать.

Лизка, шмякнув на тарелку свой двусторонний бутерброд, стрельнула в шутника таким взглядом, которым кого другого и впрямь убить можно было. Но участковый у нас крепкий, практически бронебойный. Он совершенно невозмутимо придвинул к себе пустую тарелку и выразительно огляделся в поисках наполнителя для нее. Хозяйка дома опомнилась и вернулась к своим обязанностям кормящей матери, свекрови и тетки.

– Кашки, Ляся? Овсяная с изюмом и яблоками.

Я не успела отказаться – передо мной мгновенно материализовалась полная тарелка. В руку сама собой прыгнула ложка, тут же нырнула в кашу, повезла ее в машинально открывшийся рот. Тетка Вера одобрительно похлопала меня по плечу, Митяй удовлетворенно кивнул, Лизка облегченно вздохнула, и все застучали ложками.

– А компотику нет? – спросила я, ополовинив свою тарелку.

Тетка Вера подхватилась:

– Сейчас из погреба достану! – и умелась из кухни, загремела дощатым люком в коридоре.

– Это была военная хитрость, – шепотом сообщила я брату и подруге. – Мне нужны ты и ты, а тетке Вере лучше ничего не знать. В ее присутствии чистосердечного признания не будет – вор не захочет, чтобы о нем разболтали всей деревне.

– Так ты узнала, кто вор? – обрадовалась подруга.

– И он все же наш, пеструхинский? – огорчился участковый.

– Крошки мои, за мной! – вставая, скомандовала я.

Мы тихо и быстро, чтобы за нами не увязалась любопытная тетка Вера, сбежали из дома и сели в «девятку», которую Митяй уже успел вывести за ворота.

– Куда ехать?

– Я покажу, давай вперед.

Мы отчалили от родного забора, и Митяй зачем-то сообщил:

– А снегопад сегодня будет последний за эту зиму, так дядя Боря сказал.

– Не факт, что еще в марте не завьюжит, – заметила я.

– Ой, да что вы о погоде, разве не о чем больше поговорить? – упрекнула нас Лизка и тут же начала азартно гадать о личности нашего вора: – Это же Дятлов, да? Хотя нет, к Дятловым мы бы не ехали на машине… Тогда… эммм… Епифанов?

– Какой из Игнатьича похититель деревянных голов? – хмыкнул Митяй. – Он же у нас хлипкий интеллигент, тяжелее книжки ничего не поднимет.

– О, тогда я знаю: это Любаня Горохова! – не унималась Лизка. – Она как раз не хлипкая, когда у нее грузчик в запое – запросто тягает ящики и бидоны, я сама видела!

– К Гороховым совсем в другую сторону, – возразил участковый. – Лясь, ну колись, к кому мы едем?

– Уже все, приехали, – сказала я. – Останови тут.

– Тут?! – Митяй нажал на тормоз и всем корпусом развернулся ко мне. – Ляся, ты в уме ли? Тут дядя Боря живет, а он нормальный мужик и даже наш родственник…

Я молча выбралась из машины и зашагала к калитке, не сомневаясь, что Лизка с Митяем от меня не отстанут. Как бы они ни чтили святость родственных уз, а умереть на месте от любопытства не захотят, я уверена.

И точно: за моей спиной захлопали автомобильные дверцы, заскрипели по снегу торопливые шаги.

Ритуальное «Хозяева-а-а, есть кто дома?» кричать не пришлось, калитка нужного дома была не просто распахнута, а еще и подперта обломком кирпича.

Во дворе, приглушенно жужжа и рыча, деловито копошилось дитя в дутом зимнем комбинезоне: лопаткой сыпало в большой игрушечный грузовик рыхлый снег, везло его за ворота. Судя по многочисленным следам маленьких колес, это был уже далеко не первый рейс.

– Какой хороший мальчик! – умиленно сказала Лизка и машинально погладила свой живот под пальто.

Дитя разогнулось и обернулось к нам, показав суровую веснушчатую физиономию в обрамлении пары заиндевевших косичек.

– Это ты, Маня? Надо же, а во времена моего детства девочки в куклы играли! – простодушно удивился Митяй.

– Вот вам пример победы феминизма и торжества гендерного равенства, – пробормотала я и спросила: – Девочка, взрослые дома есть?

– Только Васька, – ответила водительница грузовика, возвращаясь к своей неженской работе.

Она заложила крутой вираж в обход столба, поддерживающего навес над калиткой, и выкатилась на улицу.

Лизка поморщилась: Васька, нелестно охарактеризованный дедулей с метеостанции, за ответственного взрослого мог сойти с большой натяжкой, но я не стала капризничать.

– И где же он? – покричала вслед Мане-водиле.