Мухосранские хроники

– Но это интересно, – сказал Лавашов с обидой в голосе.

– Насмотрюсь еще. Когда заявку на нобелевку начну оформлять. Не забудь про мой заказ.

– Не забуду. А вы сейчас куда? Ночь же на дворе.

– Это мой город, – пожал плечами Сайкин. – Я здесь вырос. Что со мной может случиться?

* * *

До «Калачовки», впрочем, Сайкин добрался не сразу, а спустя почти неделю, которая посвящена была делам более неотложным. В число таковых входил, например, визит пожарной инспекции; пожарников весьма озаботило отсутствие в помещении запасного выхода, но после незначительного вспомоществования в какой-то иллюзорный фонд поддержки тружеников крюка и шланга беспокойство растаяло, как по волшебству. Переговоры же с риэлторским агентством «Дрон» в лице, а точнее – в опухшем от излишеств мурле младшего компаньона Онанькина (старший, Дрочев, в это время скрывался от партнеров по бизнесу где-то в районе Стены Плача), отняли времени не в пример больше, но сводились по преимуществу к ламентациям на тему непомерных налогов и каких-то мутных накладных расходов. Онанькин, особь почти сферических форм, в любую погоду следовавшая неизменному дресс-коду «треники-фуфайка», тем не менее ничего угрожающего из себя не являл, а по большей части стоял над душой, мешал всем работать своим пузом да перегаром и беспрерывно ныл, то есть совершал все те действия, что в народе справедливо обозначаются понятием «выносить мозг». Начал он свой дивертисмент утром понедельника, и намерен был продолжать либо до полного выноса мозгов у всех присутствовавших, либо до своей смерти. Платить сверх оговоренного Сайкин не собирался, поскольку бюджет лаборатории, при всей его свободе, резиновым однако же ни по каким признакам не являлся, да и не было у него желания потакать разврату и подпитывать нездоровые иллюзии о том, что-де через месяц можно будет снова притащиться в подвал со своей ряхой и пузом и клянчить, и выносить, и так до бесконечности. Поэтому на Онанькина скоро перестали обращать внимание, расценивая его как нелепое архитектурное излишество или чрезмерно громоздкую мебель. Тем не менее он объявлялся поутру и уходил ввечеру, стеная, посыпая бритую репу пеплом и хватая случившихся в пределах досягаемости лаборантов на рукава. К обеду четверга у Лавашова как существа высшего порядка, утонченного и ранимого, начали сдавать нервы. Зажав Сайкина в темном углу, он прошипел: «Моисей Аронович, сделайте что-нибудь, работать невозможно!» Корпевший тут же неподалеку грубый Блинов предложил свои услуги: «А что если я его матом шугану?» – «Нет, нельзя, – возразил Моисей, посмеиваясь. – Он ведь наш благодетель, как же можно его матом…» Сайкин уж и сам был в задумчивости, но платить по-прежнему не намеревался.

Как водится, все разрешилось внезапно, по методу массового убиения зайцев одним выстрелом. Сайкину на мобильник позвонил доктор Корженецкий:

– Ну, ты не передумал, Мойша?

– Не дождетесь, – с надеждой на передышку откликнулся тот.

– У нас сегодня виповский день, посещения только для особо важных персон. И ты, стало быть, в их числе, цени мое расположение. Сам доберешься или за тобой прислать?

– В «Калачовку»? – уточнил Сайкин, расчетливо артикулируя и наслаждаясь внезапно наступившей тишиной. – А что ты за мною можешь прислать?

– Ну уж не белый «линкольн»! – заржал Корженецкий. – Карета скорой помощи устроит?

– Спасибо, – сказал Моисей. – Не хочу привыкать. Уж я как-нибудь своим ходом.

– Жду, – коротко закончил разговор доктор и дал отбой.

Первое, что увидел Моисей Сайкин, выбираясь из своего закутка, был остекленевший от избытка эмоций взор Онанькина.

– К Тихону Лаврентьевичу? – спросил младший компаньон просевшим голосом.

– Н-ну… да! – подтвердил Сайкин, не сразу сообразив, что речь идет, по всей видимости, о самом Калачове.

– Привет передавайте, – прошелестел Онанькин. И тут же спохватился: – Нет, нет, лучше не надо ничего передавать!.. Можно я пойду?

– Конечно же, коллега, – позволил Моисей, чувствуя себя римским императором, выпускающим на волю ораву выслуживших свое гладиаторов. – Спасибо, что зашли.

Онанькин быстро закивал круглой башкой и растворился в воздухе, оставив на своем месте столб взбаламученной пыли.

– Что это было? – спросил Лавашов рассеянно.

– Всем работать! – велел Сайкин, которому амплуа императора пришлось по вкусу. – Появлюсь поздно, а то и завтра. Блин, я не забыл про свой заказ, учти!

Лаборант Блинов, не поднимая головы, проурчал что-то невразумительное и малоцензурное.