Сигнал тотчас повторился.
– Кармазин? – спросили его глубоким бархатным голосом.
– Ну!
– Михаил Вадимович?
– Допустим!
– Cкажите, вы никуда сейчас не намерены отбыть?
– Куда ж я в такую пору… – начал удивляться Кармазин.
– И замечательно. Оставайтесь дома.
– А какого, собственно, рожна… – возмутился было Кармазин, но в трубке запищало.
– Моду взяли, – проворчал он по инерции. – Указывать будут, где мне быть! Захочу – и уйду куда угодно…
Как бы отвечая на его строптивые намерения, за окном разверзлись хляби, в стекло плеснула вода, подоконник задрожал и заскрипел под напором дождевых струй в палец толщиной каждая. Потом врезал град. Окатанные куски льда, похожие на леденцы для великана, колотили куда ни попадя с отчаянной силой. Идти было некуда. Вообще покидать теплую квартиру в такой дурной вечер казалось безумием. Кармазин побухтел для приличия еще немного и снова обратился к телевизору. «Сейчас в нашей программе прямой репортаж с третьего, заключительного тура Седьмого областного конкурса молодых артистов стриптиза, – доверительно сообщил ему диктор. – По окончании – продолжение сериала «Косяк с плутонием», затем областные новости и ночной канал».
Позвонили в дверь.
Пролет и часть резной колоннады хрустального замка остались незавершенными.
– Да мать же вашу, – сказал Кармазин разочарованно и пошел отпирать.
На лестничной площадке стояли трое, совершенно мокрые. Двоих Кармазин никогда прежде не встречал. Первый, что называется – матерый, плотного телосложения, с пузцом, упакованный в черное кожаное пальто, с которого стекали ручьи, увенчанный черной же широкополой шляпой, при виде Кармазина эту шляпу снял и стряхнул с нее бусины града. Второй, с лицом аскета-схимника, в рыжей неровной бороде и рыжем же, в расползшихся пятнах сырости, плаще, маячил чуть позади, утолкав руки в карманы, и с плохо скрываемой неприязнью сверлил Кармазина безумным взглядом больших желтых глаз. Третьей была та самая изможденная девушка-редактор. На сей раз она была облачена в бесформенное и бесцветное пальтецо, также предельно мокрое.
– Позволите войти? – предупредительно спросил первый, и Кармазин узнал голос, уведомлявший его о нежелательности выхода из дому.
– Пожалуйста, – сказал он, отступая.
Cырая компания втиснулась в прихожую.
– Раздеваться, полагаю, не станем? – спросил рыжий. – Вроде бы ни к чему? Чего тут тянуть…
– Нет, надо, надо, – покачал головой плотный. – Что же мы, как звери…
Редакторша укоризненно молчала. Кармазин упятился в комнату, потому что непонятно отчего испытал озноб от одной мысли, что случайные брызги с одежд этих людей запятнают и его. Незнакомцы между тем разделись и даже разулись.
– Вот здесь тапочки, – потерянно сказал Кармазин.
– Не извольте беспокоиться, у вас тепло, – бархатисто промолвил плотный.
– Ну хотя бы вы наденьте, – обратился Кармазин к редакторше.
Та отрицательно мотнула головой и почему-то отвернулась.
– Можно я закурю? – сипло спросила она.
– Не надо бы, можно наследить, – с сомнением сказал рыжий.
– Ничего, мы потом приберем, – заверил плотный.
– Да вы пройдите, – пригласил Кармазин.
– Благодарствуйте, мы уже прошли, – прогудел плотный.
Он не прошел, а прошествовал в дальний угол комнаты и с довольным урчанием воссел в кресло под торшером. Девушка очень неловко и скованно пристроилась на краешке стула и как-то замысловато переплела ноги. Рыжий привалился к стене, внимательно, не по-хорошему заинтересованно озирая интерьеры Кармазинской квартирки.
– Там что, кухня? – спросил он отрывисто.
– Туалет, – сказал Кармазин. – Кухня рядом.
– Лоджия? Балкон?
– Балкон.
– Ладненько, – удовлетворился рыжий и замолчал.
– Cтало быть, здесь вы и обретаетесь, – неопределенно сказал плотный. – Один?
– Один.
– Cемья где? На даче?
– Нет. Я вообще один.
– В разводе, – вставил рыжий. – Литераторы без разводов не бывают.
– Вы что, наводили обо мне справки?..
– Разумеется.
– Гм, – вмешался плотный. – Cтало быть, в этой скромной обители и рождаются шедевры.
– Ну уж и шедевры, – хмыкнул Кармазин, хотя ему было приятно слышать это.
– Шедевры, шедевры, – пророкотал плотный. – Чего там скромничать… Вот ведь парадокс: иному дано от бога и власти все, что он пожелает. И жилье, и благополучие, и деньги. И женщины его любят! А он бесплоден, как мул. То есть, конечно, что-то он там рожает, но все большей частью ублюдков, не при даме будь сказано. А тут и квартирой-то по совести не назвать, так – халупа. Жена бросила. Общественное положение нулевое. Денег нет. И не будет, по всей видимости… И вот поди ж ты – шедевры ваяет! М-да, парадокс.