Мухосранские хроники

– Это как получится, – сказал Кармазин, усмехаясь. – Уж какая реальность окажется доминирующей. Мы с вами сидим в ожидании свежего пива и наивно полагаем себя мыслителями, этакими властелинами пространств и времен. Я даже близок к тому, чтобы принять вашу точку зрения насчет города, который мы таскаем в себе повсюду. А в это время мир, настоящий, подлинный, истинно реальный, выдумывает нас, грезит нами, ставит над нами какой-то непостижимый эксперимент. Как усидчивый, мастеровитый, но так или иначе третьеразрядный борзописец складывает на бумаге или на экране ноутбука строку за строкой, наделяя роящиеся в его воспаленном мозгу образы всеми признаками реальности, каковых признаков у них нет и быть не может по определению.

– Напишите об этом, – посоветовал Вергилин.

– Да что тут писать, – отмахнулся Кармазин. – Давайте лучше пиво пить.

«Что тут писать, – подумал он. – Проще пережить однажды это болезненное ощущение. И забыть навсегда».

– Ваш заказ, – сказала официантка, сгружая на столик два запотевших бокала с янтарной влагой.

На груди у нее наколот был белый значок с синим глобусом и надписью по окружности: «Этот мир придуман не нами».

– Ерунда, – проворчал Кармазин. – Нами и никем больше.

Пашквиль

Всякое сходство с реальными персонами, неодушевленными объектами и событиями, как в прошлом, так и в настоящем, и в будущем, как историческими, так и географическими, следует считать случайным и непредумышленным. А то, ей-богу, навешают всех собак ни за что, ни про что, как будто автор уж и выдумать из головы ничего не в состоянии!

Пролог

В эти двери Кармазин всегда заходил с непонятным ощущением трудно подавляемого страха. Хотя, казалось бы, чего ему-то бояться? Не полиция, не иные, еще более компетентные, органы… даже не паспортный стол домоуправления, где водятся такие злобные и циничные особи, что капитальная стена, обшитая дюймовой фанерой, с крохотным зарешеченным окошком, как представлялось, нарочно была обустроена, чтобы оберегать посетителей от когтей и клыков тамошних постоянных обитателей. А вот поди ж ты – сердце трепетало в груди, и подсекались колени, и хотелось повернуть прямо с порога, чтобы идти куда глаза глядят, но только дальше, дальше от этого мистического места.

Кармазин поднял глаза и прочел вывеску: «…вское государственное книжное издательство». Всего-то… В особенности если учесть, что бывал он здесь пускай и не каждый день, а раз-два в неделю уж точно. И большую часть пути совершал с большой охотой, со скрытыми надеждами, с разгорающимися по мере приближения амбициями! Куда все исчезало на этом крыльце, отчего угасало? И ведь нельзя было сказать, чтобы ему тут были как-то по-особенному не рады. То есть, здесь вообще мало кому были рады, но какой-то исключительной антипатии никто лично ему не выказывал. А редактор Иван Яковлевич, напротив, демонстрировал всяческую приязнь, любил поговорить на окололитературные темы, и разнообразно привечал как в пределах учреждения, так и за пределами. Вот и сейчас Кармазину было назначено специально, чтобы обсудить в очередной раз концепцию и состав его запланированного на середину будущего года сборника.

Он несколько раз глубоко вздохнул – чтобы снять внутреннее напряжение, успокоить сердце и хоть как-нибудь дезориентировать роившиеся в подсознании страхи. Толкнул дверь… и как-то сразу очутился в круговороте сакральных издательских процессов.

Жизнь здесь не бурлила – она просто текла по своему руслу, для понимания тех, кто не был посвящен, практически недоступному.