Мухосранские хроники

Кармазин поискал глазами, откуда исходил этот последний, абсолютно нелепый вопрос. Пеппи Две-Косички, кто же еще. Долго же она выжидала своего часа.

– Зависит от Марса, – сказал он, усмехаясь. – Есть Марс созданный воображением мыслителей на протяжении сотен и сотен лет. Красная Планета, расчерченная каналами, неудачливый древний двойник Земли. Руины угасающих цивилизаций, которым либо вовсе нет дела до человечества, либо, напротив, есть настоятельное желание завоевать, поработить или употребить в пищу. Этот Марс полон собственной странной жизни, которая больше напоминает искаженное отражение нашей в кривом зеркале фантазий. Дея Торис ссорится с Аэлитой из-за капитана Йорка, а конфедерат Джон Картер обсуждает с красноармейцем Алексеем Гусевым основы нового марсианского парламентаризма… И есть высохший каменистый шарик, где нет ничего, кроме пыли, а единственным проявлением активности является какой-нибудь особенно упрямый марсоход. Такой Марс никому не интересен, кроме ученых. Я слышал, на фотографиях, сделанных аппаратами, люди находят какие-то пирамиды, человеческие фигуры… Это всего лишь попытка соединить два Марса в один. Людям свойственно наполнять реальный мир воображаемыми объектами. Собственно говоря, это относится не только к Марсу.

Кармазин развел руками, словно бы демонстрируя, что кролики в его рукавах окончательно иссякли, и на этом мероприятие завершилось. Диана Самвеловна вернулась за кафедру и произнесла формальные теплые слова, после чего преподнесла Кармазину в знак признательности керамическое блюдо со стилизованным под эллиническую архаику изображением здания библиотеки. Кармазин, не сходя с места, отблагодарился полным комплектом своих книг, две из которых в библиотечной коллекции отсутствовали, каковые немедля украсил прочувствованными автографами. От творческого ужина он сумел прозорливо отбояриться еще на этапе предварительных переговоров, так что ничего ужасного более не ожидалось. Его окружили самые активные представители аудитории, задавая какие-то совершенно уже пустяковые вопросы едва ли не бытового свойства и протягивая для автографов блокноты и тетрадки. Он отвечал – иногда остроумно, иногда невпопад, орудовал авторучкой, чувствуя себя усталым, выжатым, истраченным, и уже мечтал о том моменте, когда окажется в вагоне электрички. Происходящее виделось как бы сквозь пыльную тюлевую занавесь.

Когда окружение окончательно поредело, тюль вдруг раздернулся, и чья-то рука протянула развернутую на титуле его последнюю книжку. Кармазин размашисто расписался, поднял глаза и увидел, что перед ним стоит Пеппи-Две Косички. Девушка оказалась неожиданно высокой и взрослой. И от нее невыносимо приятно пахло свежей огородной зеленью.

«Как некстати», – подумал он с обреченностью предвидения.

То, что он избрал ее среди других, было неслучайно. В то время как его разум твердил, что не нужно, ради бога, никаких новых связей, что пора заняться собой и своим делом, пора успокоиться и остепениться, все остальное его существо внезапно и неконтролируемо сделало иной выбор.

В ее прямом и беззастенчивом взгляде Кармазин прочел: «Мне восемнадцать лет. Ну почти. Я собираюсь поступать в политехнический институт и непременно поступлю. Я умна и хороша собой. Мой дурацкий вопрос имел целью привлечь твое внимание, и этой цели он достиг. Очень скоро я ворвусь в твою жизнь, расположусь там со всеми удобствами, разобью ее вдребезги и превращу в ад. Но это именно то, о чем ты всегда мечтал. Ты будешь говорить со мной как с равной, потому что я способна стать твоим собеседником. Ты будешь мучиться, страдать и ревновать. Не потому, что я дам тебе поводы – хотя я непременно дам! – а от ужаса однажды потерять меня навсегда. Я не дам тебе скучать, а следовательно, не позволю тебе состариться. Из нас выйдет прикольная пара. Будь готов, что впервые тебе начнут завидовать. Я стану твоей последней любовью. На долгие пять лет, пока не закончу институт. А потом я исчезну. Или останусь. И ты умрешь у меня на руках счастливый. Или в одиночестве и несчастный. Этого не знает никто. Даже я этого не знаю, а ты в этом раскладе всего лишь объект страдательного залога. Ты хочешь рискнуть?»