Муляка

На набережную вышли в обнимку. Литературное веселье к тому времени закончилось, толпа расплылась по отелям и кафешкам, из которых оглушающе била музыка. Вылетев из чайханы, песня врезалась в другую, вылетевшую из чебуречной, и вдвоём они накатывали на третью, плеснувшую из ночного бара. Мы прошли сквозь эту какофонию и повернули на тихую улочку — прочь от моря.

Два оставшихся дня мы провели в его номере.

Утром позвонил Африкан. Его сарказм послышался даже в привычной мелодии звонка. А когда я взяла трубку, на меня вылились ушат иронии и ведро издёвки.

— Ты мне сразу скажи, кто тебя нынче утром кормит? Если я, то дуй на набережную.

— Эээ… — неловко захихикала я.

— Понятно. В общем, надумаешь вылезти из постели, позвонишь. С удовольствием послушаю про твои приключения.

Я нажала «отбой» и залезла обратно — под мышку к Олегу.

— Дай сигарету.

Он протянул пачку. Потом заглянул в неё и подытожил:

— Было в пачке три сигареты, а стало две…

— Итого — пять, — посчитала я.

Олег фыркнул, вытащил руку из-под моей головы и спросил:

— Хочешь есть?

Я помотала головой.

— А я хочу.

Снял с живота пепельницу, как мячик, спрыгнул с кровати и голышом пошёл к холодильнику. В его фигуре было нечем любоваться, но я смотрела блаженными глазами. Потом зажмурилась и, что было сил, обняла подушку, на которой он лежал.

— Ух ты! Гляди, что я нашёл!

Я открыла глаза. Лицо его выражало детское счастье. Одной рукой он придерживал дверцу холодильника, другой, ликующе воздетой, сжимал палку сырокопчёной колбасы. Впечатлившись размерами колбасы, я невольно опустила глаза ниже и захохотала, как бешеная.

— Будешь? — обрадовался он.

— Нет! — я не могла остановить смех. — Я уж как-нибудь так…

Двусмысленности ситуации Олег не оценил.

К вечеру он задал неожиданный вопрос:

— А что мы с тобой со всем этим будем делать в Москве?

Я подумала, облизнула потрёпанные об его щетину губы и ответила:

— Я-то что? Ты женатый человек. Как скажешь, так и сделаем.

Он повернул ко мне удивлённое лицо и долго меня рассматривал.

— Но мне-то трудно будет без тебя.

И вот тогда я влюбилась окончательно.

Видавший виды Африкан оценил масштаб трагедии, едва узрев мои изумлённые глаза и жалкую улыбку на опухших губах.

— Ууу… Пропала наша девонька…

Я кивнула и начала собирать вещи. Африкан долго испытующе смотрел на меня и, наконец, не выдержал молчания:

— Неужто так хорош? По виду-то не скажешь.

— Знаешь… — ответила я. — Кажется, не в этом дело.

— Ну-ну… Косенький-то косенький, а какую деваху приманил!.. Виноград к себе положи. Африкан вчера на рынок сходил, фруктов купил, лишь бы солнышко наше улыбалось, — он говорил со мной, как с малым дитём, чуть ли не по складам. — А солнышко знай себе по мужикам шляется, домой подолу не кажет, слава богу, хоть отъезд не проспала.

Я засмеялась и от этого заплакала.

Ох, как же мне хотелось ехать с ним в одном поезде! Мы бы молчали в купе и целовались в тамбуре, мы бы допивали вино и смотрели друг другу в глаза.

— Может, попытаемся поменять билет? — угадав мои мысли, предложил Африкан. — Он когда едет?

— Не знаю…

Мы еле нашли тень возле вагона, и вжались в неё, стараясь не подставить яростному солнцу ногу или руку. Я была оглушена внезапным разделением и расставанием. Внутри звенело и сверкало, внутри, как маятник или стихи, качалось что-то, и тело моё, не замечая того, качалось в такт. Одного хотелось — как можно дольше прожить в этом блаженном состоянии несчастья.

— Хотя нет, — задумался Африкан. — Вдруг его жена встречать будет? Ладно. Доедем, а там решим, что делать, — он поглядел на меня с жалостью. — Курортные романы, дорогая моя, надо оставлять на курортах…

— Он звонит… — почувствовав вибрацию, я мгновенно вытащила телефон из кармана.

Это, действительно, был Олег. Он пожелал нам доброго пути, сказал, что мы увидимся в Москве, что он уже по мне скучает, целует и прочие влюблённые глупости. Слова не выговаривались, я угукала и улыбалась. Положила трубку, и села прямо на асфальт перрона. Вдоль поезда в обе стороны катились чемоданы, их хозяева оглядывались на меня с недоумением.

Нам достались места в разных вагонах. Как настоящий джентльмен, Африкан взял себе плацкарту, уступив мне купе. Я залезла на верхнюю полку и уставилась в окно: к поезду из последних сил мчался крупногабаритный бордовый человек с похожим на него чемоданом. Вдруг заиграло «Прощание славянки», и оказалось, что поезд уже едет. Судьба опоздавшего пассажира осталась неизвестной.