Мультикультурализм и политика интеграции иммигрантов: сравнительный анализ опыта ведущих стран Запада

Итак, вплоть до рубежа веков (2000–2002 гг. – принятие нового закона о гражданстве) «немцем, в известном смысле, можно было только родиться – процедуры, позволявшие немцем стать … были крайне затруднены».[219] По данным У. Кимлики, в некоторых землях Германии до 1980-х гг. власти не допускали турецких детей в немецкие классы, а вместо этого создавали отдельные классы для турок, где часто преподавали на турецком языке турецкие же учителя и учебная программа составлялась с учетом подготовки детей к жизни в Турции. «Это называлось мультикультурализмом, но в отличие от мультикультурализма для иммигрантов в США, Канаде или Австралии он не рассматривался как способ обогащения или дополнения германского гражданства. Он, напротив, был принят потому, что эти дети не рассматривались как граждане Германии. Это было способом сказать, что на самом деле этим детям здесь не место, что их настоящий дом – Турция. Это было способом подтвердить, что они чужаки, а не граждане. Мультикультурализм без предложения гражданства [курсив наш. – В. С.] есть почти без вариантов рецепт исключения и рационализации исключения».[220]

Как выяснилось уже в начале нового века, эта политика породила ряд крайне серьезных проблем. Прежде всего, стало ясно, что наличие большой группы постоянных жителей, подчиненных власти государства, но не имеющих гражданства, создает нечто вроде кастовой системы, подрывающей демократические устои государства и формирующей атмосферу напряженности и отчуждения в обществе. Социологические опросы показывали, что за 55 лет (особенно в последние 15 лет) волны иммиграции вызвали у большинства немцев желание отгородиться «от всего этого». Тогда же развернулся непростой процесс объединения двух Германий. Как пишет немецкий исследователь К. Беллестрем: «Когда в 1989 г. в ГДР люди на больших площадях скандировали: “Мы – единый народ!”, прежде всего молодые граждане Федеративной Республики задавались вопросом, чего же хотят эти иностранцы? А когда экстаз от воссоединения уступил место будням увеличившейся Германии, стали слышны голоса, которые подчеркивали отличия и чуждость новых граждан. Говорилось, что они коммунисты и атеисты, говорят по-саксонски и стоят нам очень дорого».[221] Не случайно в речевом употреблении закрепились характеристики «осси» и «весси», причем слово «осси» имеет явно негативные коннотации, о чем свидетельствует появление производных слов: Jammerossi – «жалкий восточный нытик» и Besserwessi – «всегда все лучше умеющий и преуспевающий немец с запада».[222]

Отрезвление восточных немцев наступило несколько позже, и сегодня большая часть бывших граждан ГДР («осси») ощущает себя отнюдь не равноправными с «весси» в экономическом, социальном, моральном и политическом плане. В дискуссии о немецкой национальной идентичности появляется понятие «стена в голове», которая осталась в сознании немцев и после падения Берлинской стены и которая определяет ментальные различия между восточными и западными немцами. Сегодня уже ясно, что послевоенный раскол страны не только означал появление на немецкой земле новых геополитических и социально-экономических реалий, но и действительно повлек за собой трансформацию идентичностей. Именно поэтому процесс реинтеграции двух германских обществ так долог и мучителен.

В то же время, как отмечают исследователи, «в большинстве так называемых “новых федеральных земель” (т. е. на территории бывшей ГДР) количество мигрантов принципиально ниже, чем в большинстве “старых”, а активность бритоголовых там выше».[223] Действительно, именно восточные земли пережили в 1990-е гг. подъем правого радикализма, который получил достаточно простое объяснение. Хотя в течение первого десятилетия в бывшую ГДР было вложено более 1 трлн марок, ожидаемого благоденствия не наступило. Восточные немцы почувствовали себя людьми второго сорта, что выразилось «в зарплатах и пенсиях, которые оказались вполовину меньше, чем у западных собратьев, в растущей безработице, в дороговизне жилищных условий, в потере многих культурных ценностей и навыков, в утрате жизненной перспективы и уверенности в завтрашнем дне и т. д.».[224] С одной стороны, именно эти причины привели к тому, что уже к середине 1990-х гг. половина восточных немцев была недовольна системой Федеративной Республики Германии, а каждый пятый желал возвращения к старой системе ГДР.[225] С другой стороны, начался поиск кандидатов на роль «козлов отпущения» и «внутренних врагов», для многих представителей восточногерманской молодежи ими и стали турецкие иммигранты.