Модель развития, связанного с этими явлениями, свидетельствует о диспропорции между увеличением населения и экономическим ростом. В течение последних 20 лет в низших слоях общества, где происходит стремительный рост населения, налицо абсолютное падение жизненного уровня (в том числе в США). В связи с этим «по-новому формулируется вопрос о власти и неравенстве с учетом того, что именно в глобальных городах возрастают “ножницы” между высокообеспеченными и обделенными слоями населения и городскими территориями».[179]
Перед западными обществами вновь остро встают фундаментальные вопросы социальной справедливости. Относительная депривация мигрантов, дискриминация по расовым основаниям, растущая напряженность в отношениях между «своими» и «чужими» и слабые, неэффективные городские институты власти зачастую становятся причиной беспорядков и насилия. Дальнейшее следование этой модели в течение неопределенного времени может создать серьезную угрозу поддержанию базового консенсуса, необходимого для жизнедеятельности любого общества. «Во всех городских беспорядках на Западе (от Лос-Анджелеса до Сен-Дени и Брэдфорда), – отмечает О. Руа, – проявляются одни и те же характерные черты: маргинальность одновременно по экономическому статусу и этническому критерию, связанному с цветом кожи (чернокожие, латиноамериканцы, арабы)».[180]Для предотвращения этой угрозы необходимо приостановить процесс обнищания массовых слоев населения. Чтобы приблизиться к решению этой проблемы, валовой экономический продукт должен вырасти примерно в пять раз за 50 лет. Валовое производство энергии необходимо увеличить примерно в три раза, а производство продуктов – в два. С целью избежать потенциально катастрофических последствий для глобального климата (т. е. не увеличивать выброс углекислоты в атмосферу) предстоит реформировать энергетику: снизить использование ископаемого топлива (ныне более 70 %) и расширить использование альтернативных видов энергии (довести его до тех же 70 %). Однако сегодня нет каких-либо институциональных структур, способных организовать этот переход. Последствия же могут быть плачевными.[181]
По мнению критиков, сама политика мультикультурализма «подрывает либеральную политику редистрибуции» (перераспределения) и достижения большей социальной справедливости, а это, в свою очередь, «затрудняет движение к более широкому внедрению основ эгалитарной политики» равенства прав и социальной справедливости прежде всего тем, что «уводит политический курс в сторону от перспективы достижения целей глобальной справедливости».[182]
Как заключает С. Сассен, «глобальные города по всему миру – это пространство, где многосложный процесс глобализации приобретает конкретные, локализованные формы. Эти локализованные формы в значительной степени и есть то, что мы называем глобализацией. Крупный город настоящего появился как стратегическое пространство для разворачивания целого ряда новых видов деятельности – политической, экономической, “культурной”, субъективной. Это пространство, где формируются новые правовые отношения как “власть и доход имущих”, так и “обделенных” слоев населения, где они материализуются и приобретают конфликтные формы».[183]
Тем не менее, как считают многие аналитики, проблема кроется не только в низкой эффективности интеграционных и адаптационных механизмов, в социальных издержках глобализации или в отсутствии социально-экономических и технологических возможностей для решения проблемы большей социальной справедливости, но и в специфической религиозной идеологии, порой подпитывающей нетерпимость и радикализм, прежде всего в постоянно растущей мусульманской общине Европы, и оправдывающей насилие ради достижения религиозных идеалов ислама.
Как отмечает сегодня российская исследовательница Е. Лимогина, если десять лет назад, обсуждая проблемы мусульманского меньшинства в странах Западной Европы, «политики в основном спорили о том, на каких условиях представителям этого меньшинства предоставлять гражданство или выделять пособие, а ученые выясняли, как же лучше интегрировать мусульманских иммигрантов в социокультурный ландшафт <…> то теперь ученые чаще стали задаваться вопросом, а совместима ли идентичность мусульманина с гражданством, а политики уже обсуждают, как интегрировать ислам в государство».[184]
Европейское общество секулярно, церковь отделена от государства, а секулярная мораль рассматривает человека как высшую ценность, как меру всех вещей. Права человека, его свобода стали здесь главными ценностями, которые впервые были провозглашены еще во времена Великой французской революции. Как писал еще в 1960-е гг. известный английский философ И. Берлин: «Христианская, как впрочем, и иудейская, и мусульманская вера в абсолютный авторитет божественных и природных законов и в равенство всех людей перед лицом Господа очень сильно отличается от веры в свободу жить по собственному усмотрению».[185]