Мультипроза, или Третий гнойниковый период

– Совок ты, Тихомирова, вот ты кто! – проговорил он с ненавистью.

Гилявкина закричала:

– Слева заходи все! Веревками ее обвязывай и сволакивай, чучелу! Не видать ей Булгакова!

Тихомирову обвязали и принялись тащить, чего она не поняла толщиной своего тела: полтора метра на полтора.

Тихомирову стащили в глубокий кювет и крикнули ей сверху:

– Умрешь ты здесь, гадина вонючая!

В кювете нашлась безымянная старуха с тупым камнем в руке.

Она опустила его на голову Тихомировой.

Кровавые мозги ошметками полетели ей в лицо. Она склонилась над черепом и стала лизать дымящееся месиво, утробно повизгивая, когда в зубы попадались ей хрустящие бляшки атеросклероза.

Думать Тихомировой стало нечем, и она умерла.

Безымянная старуха засмеялась над ней, тряся седыми космами, а потом натянула австрийские сапоги, вырвала из рук помертвелых противотанковую сумку железябистую им. старого московского татарина Галяма и, харкая кровью, потащилась в квартиру Тихомировой, предварительно выведя у себя авторучкой на ладони:

ПЕРВА Я СТАЛА ЗА ВЕЩАМИ ЕЕ КАК ТОКО СДОХЛА ОНА ГАДИНА В ОДИН ЧАС ТРИДЦАТЬ МИНУТ

19. Третье зловещее явление гардеробщика Капитоныча

...Уже давненько уехала черная «Волга» с Гилявкиным.

В Кремлевском Дворце съездов уборщица Клещук читала документы и сверху каждой бумаги приписывала свои закорючки.

«Нету средств у страны нашей». «А иде тибе взять-то?» «Ишь, чего захотел! А что же люди наши несметные скажут?!»

В каждый документ она харкала и дописывала:

«Уборщица Клещук смотрела да присматривала».

Наконец, она тоже отправилась спать – важная государственная работа была завершена.

...К утру на пустыре каждая пенсионерка получила по тому Булгакова.

Утолив голод духовный, советские люди крепко задумались о хроническом голоде телесном.

Они поползли к молочному магазину и спрятались за ящиками на подступах к нему.

Вдалеке показалась утренняя машина с молочными продуктами. Свора пенсионеров с тучными авоськами и каталками наперевес бросилась к машине.

Дегтева ударила паренька-шофера поддельной жалобной книгой и стала целовать синюшный труп его, вглядываясь да приговаривая:

– Ой, молодежный какой, словно девица...

Другие пенсионеры бросились к машине, вмиг растащили ее содержимое, исковеркали и спихнули ее в ухаб.

Но не всем хватило: обездоленные огласили округу воплями и рыданиями, а также злым зубовным скрежетом, который производили их молодые челюсти. Скрежет порой перерастал в верещание, в ультразвук; изо рта многих пенсионеров валил дым, а вокруг расползался едкий запах горелой пластмассы.

...Стая поползла дальше.

Небо светлело, старухи всматривались в него стеклянными глазами и думали: «Говорят, что советские пенсионеры злей всего бывают на рассвете, когда выцветают звезды... И правильно говорят: потому что так оно и есть...»

Они остановились у магазина на улице Уссурийской в задумчивости.

В это же примерно время, тяжеловесная стая других старух, хрипя и выкатывая кровью налитые глаза, ползла по улице Уссурийской, к открытию магазина.

Вскоре они встретились перед продуктовым магазином.

И тут раздался истошный голос старика Мосина:

– Ага! Вот и мой час пришел!

Из-за контейнеров выскочила огромная розовая свинья с полыхающим комсомольским значком во лбу.

На ее спине сидел Мосин. Блестела кем-то воткнутая ему в темечко вилка. В правой руке Мосин держал дохлый магический апельсин, а в левой – кусок магтческой селедки. Он мчался на бешеной скорости и вопил:

– Вперед вы все! Чего ждать? Смерти голодной?

Он швырнул апельсин в витрину – раздался оглушительный взрыв. В образовавшуюся брешь вползли многочисленные пенсионеры, хватая ртами и руками клочья воздуха.

Прямо перед ними возник багровый от гнева, кубатуристый сторож.

Тархо-Михайловская дребезжащей когтистой рукой нацелилась на глаз сторожа.

Дегтева выхватила поддельную жалобную книгу, чтобы морально уничтожить сторожа в жалобах, а Терентьева приценилась к сторожу крючкотворством, для чего вырвала из кармана «Уголовный кодекс страны нашей несметной» и угрожающе стала махать перед его отупевшим взглядом.

– А лучше количеством задавим! – закричала хитрая Шохова. – Чтобы никто отдельно за труп его не был в ответе!

– Так и сделаем! – закричали все. – Ух и хитрая ты!

Но в это самое мгновение сторож распахнул полу пиджака, и все ахнули: грудь была совершенно золотая от медалей!

Потом сторож повернулся в профиль, и кое-кто узнал знакомый оскал гардеробщика Капитоныча.

– Идите все вы назад! – громовым и гробовым голосом сказал Капитоныч. – И людям, что идут за вами, скажите, чтобы шли назад. И те пущай другим скажут, чтобы шли назад, а те пусть тем скажут, что через тыши-затыщи лет родятся, чтобы шли назад, а те пусть в космос взлетят и на планету Марс передадут тем, которые там яблоньки посадили, чтобы шли назад... Капитоныч, мол, так велел, такова его воля подспудная!