– Они были нашими союзниками, а может быть, ими никогда и не были. Их религиозные байки, тяга к Поэме Знаний – это прикрытие. В их планы входит насаждение своих сумасбродных аскетических идей и доминирование в Муосе. Их практически не интересуют материальные блага, не интересуют ресурсы поселений Республики. Их интересуют сами люди, главным образом дети. Такие же, какой была ты, когда впервые у них появилась.
– И что, вы хотите сказать, что они нападают на поселения и отбирают детей силой?
– Они детей воруют или заманивают, что, впрочем, одно и то же. У нас и раньше были подозрения на это. По крайней мере пятеро детей пропало за последние три года, но доказательств того, что это сделали диггеры, у нас не было. Однако в последнем случае, когда с Красной Слепянки пропала девочка, жители организовали погоню и застали диггеров с ребенком на одной из их стоянок. Почти всех, кто участвовал в погоне, диггеры убили.
– Я в это не верю! Они не могут никого убивать – они никому никогда не причиняют зла, никогда ни с кем не воюют.
Инспектор-психолог хмыкнул. Инспекторша с горькой улыбкой спросила:
– Так ли ни с кем?
– Ну, только с ленточниками.
Снова вмешался офицер:
– Вот видишь – они умеют перестраивать свои идеи. Сначала ленточники – потом мы. Впрочем, какой-то открытой войны пока нет. Они просто ходят по поселениям и уговаривают людей уходить в переходы, не подчиняться властям Республики. Я думаю, что это только начало. Цель – восстание против Республики. Если Республика падет, начнется новый кровавый хаос, в котором диггеры построят свое новое общество полуголых аскетов, если это можно назвать обществом. И я много не поставлю на тех, кто откажется в этом обществе жить. Но сейчас мы речь ведем не о будущем Муоса, а о твоем прошлом. Ты не даже не представляешь, насколько мне хочется увериться, что ты гражданка Республики, а не чистильщица или диггерша-диверсант! Поэтому пиши все до мельчайших подробностей и помни, что каждое написанное тобою слово будет проверено и перепроверено. И не дай Бог тебе в чем-нибудь ошибиться.
Это прозвучало не как угроза, а как искреннее пожелание. Вере показалось, что офицер симпатизирует ей и говорит это так, как будто сам боится, что Вера допустит малейшую ошибку в своем изложении. И Вера писала, писала мелким почерком. Она потеряла счет исписанным листкам. Она не боялась ошибки и последующих разбирательств. Ей просто хотелось доказать, что она – это она. Постепенно напряжение в кабинете спало. Уже не только инспекторша, но и ее напарник разговаривал с Верой вполне дружелюбно. Старый майор молча прохаживался по кабинету, иногда куда-то уходил и возвращался, он уже не встревал в разговор и не смотрел Верину писанину. Когда допрос был закончен и инспектор собирался завязать Вере глаза, майор остановил его на секунду и неожиданно сказал Вере:
– Ты, дочка, не серчай на нас. Работа у нас такая. Если все, что ты нам сказала и написала, – правда, тебе не о чем беспокоиться. Иди, учись и ни о чем не думай.
На секунду Вере показалось, что с нею разговаривает Зозон или даже отец – столько усталости и скрытой боли было в его глазах. Казалось, что офицеру было неудобно за те слова, которые говорил Вере несколькими часами раньше, хотя не сказать их он тоже не имел права.
Теперь, лежа на шконке, она вспоминала взгляд офицера и сказанные им слова. Тревога за себя полностью прошла – офицер не врал, говоря, что ей не о чем беспокоиться. Да и врать ему было незачем. Ее немного тревожило то, что офицер сказал насчет диггеров. Теперь Вера совсем не разделяла диггерские идеи и считала неправильным и даже трусливым их образ жизни. Но она не могла поверить, что диггеры действительно представляют какую-то угрозу Республике. Впрочем, диггеры как таковые ее волновали не более, чем какие-нибудь крестьяне-республиканцы с забитого поселения. Ей просто не хотелось, чтобы что-то произошло с теми, кого она знала: Антончиком, Жаком. Скорее всего, между Республикой и бригадами произошла какая-то цепочка недоразумений, которые одна или обе стороны истолковывают не совсем верно. Но так или иначе, до войны не дойдет – это было бы совсем глупо. И в любом случае она на происходящее повлиять никак не сможет, по крайней мере в ближайшие шесть месяцев. Так Вера себя совсем успокоила и отключилась.
6