Муос. Чистилище

– Сейчас ничего не остановишь – это бесполезно. По моему убеждению, Муос если и выживет в ближайшие десятилетия, то непременно скатится до уровня дикарей, таких как дикие диггеры или лесники. Тот, кто падает в яму, сможет из нее выбраться только после того, как достигнет дна, если, конечно, не разобьется. А мы еще даже не падаем, а только соскальзываем к краю ямы. У меня был знакомый социолог, и мы, соединив наши знания, попытались рассчитать варианты будущего Муоса. Он вел наблюдения, тестировал людей, я изучал историю Муоса, анализировал последние решения Инспектората, уровень знаний и направленность мышления студентов. Ему удалось вывести формулы в несколько страниц длиной. И мы несколько раз загружали в них исходные данные: то, что происходило в Муосе совсем недавно и что происходит сейчас, средний уровень интеллекта разных социальных слоев, направленность мышления граждан Республики… ну и много разных других параметров. Но как мы ни старались в нашей формуле коэффициенты и параметры делать самыми оптимистичными, в любом случае Муос ждет катастрофа, которую мы назвали Крахом. По нашим расчетам, мы сейчас только скользим к краю пропасти, а через пару лет начнется падение. Республика рухнет, начнется глобальная гражданская война, население уменьшится многократно, а когда все закончится, все то немногое, что мы имеем сейчас, будет уничтожено, потеряно или забыто. Это будет каменный век Муоса. Только тогда, может быть, понадобится то, чем занимаюсь сейчас я, и в чем помогают мне некоторые мои коллеги.

Вячеслав Максимович достал из-под стола коробку, из нее извлек целую стопку исписанных своим мелким почерком листков, достал самые верхние и показал Вере. Она аккуратно, как будто древние ценные манускрипты, взяла их в своих руки. Она ожидала, что в них содержатся сокровенные знания или секретные формулы. Но вместо этого она увидела фигурки человечков, схематичные, но понятные изображения туннелей, переходов, станций, частей тела, предметов одежды, оружия. Потом шли кружочки, квадратики, какие-то значки. Она растерянно подняла глаза и с удивлением, чуть ли не с обидой, посмотрела на преподавателя. Тот внимательно следил за ее реакцией и, встретившись с ее непонимающим взглядом, по-доброму улыбнулся.

– Не смущайтесь, Вера, это – моя книга, которую я назвал «Начала», и она рассчитана на дикарей. На первых страницах вы ничего не поймете, вы же – не дикарка. А вот ваш любознательный потомок, взяв в руки такой листок, возможно, различит в нем знакомые предметы и начнет разгадывать представшие перед ним ребусы. И постепенно перейдет от иллюстраций к символам, от символов – к знакам, от знаков – к буквам и словам. И со временем перед ним будет разворачиваться картина мира, очень последовательно и систематизировано. Дойдя до определенного места моей будущей книги, его огрубевший мозг уже не сможет переварить прочитанное. Но у него будут дети, которые с его помощью пройдут гораздо быстрее, то что прошел он, и двинутся дальше: вплоть до таблицы Менделеева, физических формул, объяснения процессов фотосинтеза и строения Вселенной. В «Началах» будет информации намного меньше, чем знаю я, но она будет прочным и надежным фундаментом для восстановления утраченных знаний. Любая сохранившаяся до тех времен книга по естествознанию, попавшая в руки дикаря, прочитавшего мою книгу, уже не будет ему совсем непонятной. Это – дело моей жизни, это то, чем я живу.

Вячеслав Максимович замолчал. Улыбаясь, он смотрел куда-то в стену, вернее, в далекое будущее, рассматривая тех чумазых дикарей, которые листают его книгу. Вера поделилась своими сомнениями:

– Ну, а где гарантия, что ваша книга просуществует до тех пор; где гарантия, что дикарь, которому она попадется в руки, не бросит ее в костер; где гарантия, что начав рассматривать картинки, он научится читать?

На секунду преподаватель нахмурился. Несомненно, эти мысли посещали и его. И он уже не с таким энтузиазмом, но с прежней уверенностью сообщил: