Муравьи

– Тише, я слушаю.

– Ишь ты, как он с нами теперь разговаривает!

– Как он с тобой разговаривает. Надо признаться, ты не часто балуешь его своим вниманием, и не удивительно, что он к тебе охладел.

– Эй, Николя, ну как, сумел сложить четыре треугольника из спичек?

– Нет, слишком муторно. Я слушаю.

– Ну, если для тебя это муторно… – Джонатан с задумчивым видом принялся перебирать спички, лежавшие на столе. – Жаль! Штука… поучительная.

Николя не слушал: он с головой ушел в рассказ диктора. Джонатан отправился к себе в комнату.

– Чем ты занимаешься? – спросила Люси.

– Сама видишь, готовлюсь, опять пойду туда.

– Что? Ну нет!

– У меня нет выбора.

– Джонатан, признайся сейчас же, что там такого интересного? В конце концов, я твоя жена!

Он ничего не ответил. У него только глаза забегали. И все так же неприятно задергался уголок рта. Потеряв терпение, Люси вздохнула:

– Ты уничтожил крыс?

– Они держатся от меня на почтительном расстоянии – этого довольно. А нет, так я показываю им вот эту штуковину.

Джонатан потряс здоровенным кухонным ножом, который перед тем долго точил. Другой рукой он схватил галогенный фонарь и направился к двери в подвал с рюкзаком за спиной, набитым провизией и всякими хитроумными слесарными инструментами. На прощание он буркнул:

– До свидания, Николя! До свидания, Люси!

Люси, не зная, что делать, схватила Джонатана за руку.

– Ты не можешь уйти вот так! Это слишком просто. Нам нужно поговорить!

– Слушай, прошу тебя!

– Ну как тебе сказать? С тех пор, как тебя занесло в этот чертов подвал, ты стал сам не свой. Деньги у нас на исходе, а ты накупил себе чуть ли не на пять тысяч франков разных железок и книжек про муравьев.

– Я люблю слесарничать, и вот, заинтересовался муравьями. Имею право.

– Нет, не имеешь. Во всяком случае, сейчас, когда тебе нужно кормить сына и жену. Если все твое пособие по безработице будет уходить на книги про муравьев, дело кончится…

– Разводом? Ты это хочешь сказать?

С убитым видом она отпустила его руку.

– Нет.

Он взял ее за плечи. Уголок рта снова задергался.

– Поверь мне. Я должен разобраться во всем до конца. Я не сумасшедший.

– Не сумасшедший? Да ты посмотри на себя! У тебя совсем больной вид, ты словно в горячке.

– Плоть моя стареет, зато разум расцветает.

– Джонатан! Скажи, что происходит там, внизу?

– Нечто очень занятное. Нужно спуститься ниже, потом еще ниже, чтобы однажды снова подняться… Знаешь, это как в бассейне: только коснувшись дна, можно найти опору, оттолкнуться и всплыть.

И он разразился диким смехом, который еще добрых полчаса разносился зловещим эхом по винтовой лестнице.

Тридцать пятый верхний ярус. Тонкая кровля из веток больше напоминает витраж. Солнечные лучи рассыпаются мириадами искр, проходя сквозь этот фильтр, и затем проливаются звездным дождем на пол. Мы в солярии Города – на «фабрике» по производству белоканцев.

Здесь жарко как в тропиках. Температура 38 градусов. Это обычное дело – солярий целиком обращен к югу, чтобы как можно дольше насыщаться теплом белого светила. Иногда благодаря каталитическому действию покрытия из веток температура поднимается до 50 градусов!

Сотни лап приходят в движение. Самая многочисленная здешняя каста – кормилицы. Они распределяют по местам яйца, которые откладывает Мать. Восемь десятков яиц помещают в штабель, дюжину штабелей выстраивают в ряд. Ряды тянутся далеко-далеко. Когда туча отбрасывает тень, кормилицы передвигают штабеля яиц на другое место. Самые свежие кладки должны всегда находиться в тепле. «Влажная жара – для яиц, сухая жара – для коконов» – вот старинный рецепт муравьев для выведения доброго потомства.

Слева суетятся рабочие – они сваливают в кучи черные щепки, удерживающие тепло, и кусочки перегноя, выделяющие его. Благодаря этим двум «нагревателям» температура в солярии постоянно поддерживается в рамках 25–40 градусов, даже когда снаружи она не достигает и пятнадцати.

Тут же снуют стрелки́. На случай, если вдруг снова нагрянет зеленый дятел…

Справа располагаются яйца более ранней кладки. Длительный процесс превращения: благодаря старательному вылизыванию кормилиц с течением времени маленькие яйца прибавляют в объеме и желтеют. А через одну – семь недель они превращаются в личинки с золотистыми волосками. Опять же в зависимости от температурных условий.

Кормилицы собраны до предела. Они не тратят попусту ни свою обеззараживающую слюну, ни внимание. Ни одна, даже мельчайшая частица грязи не должна попасть на личинки. Уж больно они уязвимы. Даже феромоновое общение здесь сокращено до предела.

«Помоги перенести их в тот угол… Осторожно, твой штабель вот-вот обрушится…»

Вот кормилица тащит личинку раза в два длиннее, чем она сама. Определенно, это будущий стрелок. Она укладывает новоиспеченного «воина» в уголок и облизывает его.