Вот самка достигла середины дороги. Здесь в полоске травы она задержалась, и вокруг нее собрались оживленно размахивающие усиками муравьи свиты. Там, где прошло колесо моего мотоцикла, корчилось четыре раздавленных страдальца. Запыленные и жалкие, они привлекали к себе внимание сородичей. Вокруг них толпились, обстукивали их усиками, некоторые пытались унести раненых: кто в сторону от колонны, кто по направлению к новому жилищу, а кто и назад. Сочувствующие явно не знали, что делать с пострадавшими. Они внимательно ощупывали их раны на брюшке, иногда пуская в ход свои острые челюсти, одному раненому отсекли почти все брюшко, и он стоял, слегка покачиваясь, нелепый, большеголовый. Зачем была предпринята эта операция, непонятно. Муравей-древоточец в противоположность многим другим муравьям, не поедает трупы представителей своего вида, а своей семьи — и подавно. Может быть, от пострадавшего пахло резиновой покрышкой колеса мотоцикла?
Небольшой древоточец тащил в челюстях свернувшегося в комочек муравья. Нашелся все-таки, видимо, совсем непонятливый или не желающий переселяться. Я схватил обоих, носильщика и его ношу, чтобы внимательно рассмотреть в лупу. Оказавшись вновь на земле, носильщик сперва стал старательно искать ношу, а потом принялся с размаху ударять широко раскрытыми челюстями о землю. Это был хорошо мне знакомый сигнал «Чужой запах», или «Чужой». Возле сигналящего быстро собралась кучка крупноголовых солдат, они тоже начали размахивать челюстями и долго не могли успокоиться.
Постепенно дорога опустевала, самка добралась до ее края. Здесь ей предстояло преодолеть крутой подъем, и она долго не решалась. Сколько вокруг нее появилось сопроводителей, как они размахивали и трясли головами! Особенно ожесточенно трясли головы те, которые находились впереди ее: муравьи явно торопили свою царицу. Ведь она затягивала все переселение, и те, кто уже перешел в новое жилище, мчались обратно навстречу ей. И так много раз.
А сумерки сгущались, становилось прохладнее, сказывалось приближение осени. Один из муравьев, совсем небольшой, не выдержал, схватил самку за челюсти, потянул, но не как все, а по-особенному, так, что самка сложилась чемоданчиком и позволила себя нести. Ноша была очень тяжелой, не под силу тщедушному носильщику, вскоре он устал, раскрыл челюсти, оставил самку. В течение десятка секунд самка оставалась совсем одна без свиты. Никто ее не трогал усиками, не стучал по телу, не размахивал над нею головой. Отсутствие внимания ее обескуражило. Она внезапно повернулась и решительно поползла обратно. Лучше добраться до далекого, но знакомого жилища, чем идти в неизвестность. Но ее ошибку быстро исправили.
Самку схватили, повернули, не сколько раз потянули за челюсти, со всех сторон обстучали головами, обгладили усиками.
Наконец, и новое жилище, приукрашенное бордюром свежих опилок. Осталось чуточку подняться по отвесной стенке пня и проникнуть в небольшое отверстие. Но с самкой что-то случилось. Ее, видимо, испугали неизвестные хоромы, и она отказалась следовать дальше. Тогда схватив ее за ноги, дружными усилиями затащили упрямицу, куда следует.
С каждой секундой возле пня муравьев становится все меньше и меньше. Дорога совсем опустела. Лишь по самой середине ее в узкой полоске травы еще задержалась группа муравьев. Они оживленно постукивают друг друга усиками. Иногда к ним подбежит кто-либо и всех по очереди ощупает. Скоро и эта группа отправляется в новое жилище.
Солнце зашло за горизонт. Легкие высокие облака, протянувшиеся с запада, розовеют, потом становятся красными и постепенно гаснут.
Интересно бы узнать, через сколько лет муравьи вновь затеют переселение?
Когда-то под березой у края оврага был очень большой муравейник рыжего лесного муравья Формика руфа. Но кто-то его разорил, разбросал в стороны муравьиный холм. Муравьи приняли постигшую их катастрофу как гибель жилища, не стали его восстанавливать и на краю кольцевого земляного вала возвели новый холмик. Но отлично сделанное строение почему-то не понравилось его жителям, и они покинули его и далеко переселились.
Сторона нового холмика муравейника, обращенного к старому разоренному, не была доведена до края кольцевого вала, и в этом месте получилось что-то вроде рва. На его дне выросли небольшие приземистые желтоватые грибы. Не они ли послужили причиной переселения? Но эти грибы, я знаю, не ядовиты.
Осторожно разрываю высокий стройный конус муравейника. Оказывается, половина муравейника, обращенная ко рву, пропитана влагой. Здесь такая сырость, что развелась плесень, и выросли грибы. Вся вода, стекавшая со склона нового муравейника во время дождей, задерживалась рвом и легко впитывалась между палочками и хвоинками, из которых был сложен конус. В мокром муравейнике не перезимуешь. А забросать строительным материалом ров у муравьев не хватило сообразительности. Вот и пришлось переселяться.
Жаль такой большой проделанной зря работы!