Марко Проданов мог не произносить этих слов. На земле Черного Памятника стояли семнадцать коммунистов, которые никогда не умрут, наперекор фашистским пулям. Но слова Марко словно спаяли всех, и все семнадцать запели:
Недаром поэт писал:
Песня разнеслась по всему Арабаконашскому проходу, заглушая яростный крик полицейского офицера, споря с автоматными выстрелами.
Это были последние мгновения жизни семнадцати коммунистов… Умирая, коммунисты поют!
В конце декабря я отправил подробное письменное донесение в штаб зоны.
В нем содержались основные факты. После второй чавдарской конференции отряд провел семнадцать боевых операций.
В схватках и во время приведения в исполнение смертных приговоров, вынесенных нашим революционным трибуналом, были ликвидированы более тридцати отъявленных фашистов, полицейских и агентов.
Наши связи с населением еще больше укрепились. В схватках с врагом мы потеряли всего четырех партизан. (Тогда мы еще не знали о расстреле семнадцати товарищей в Арабаконашском проходе.)
Тяжелый урон понесли партийная и ремсистская организации Етропольского района, тем не менее коммунистическое движение росло и ширилось.
Наступал новый, 1944 год…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Встреча была назначена на кладбище Осоиц, обнесенном высокой оградой с большими воротами.
Было холодно, и я подняла воротник пальто. Вдруг из темноты появился полицейский с винтовкой в руках.
Встреча была совсем неожиданной. Полицейский проворно упал на землю, и мы услышали, как он щелкнул затвором. Залегли на дороге и мы с бай Стефаном.
«Мы обнаружены», — мелькнула тревожная мысль.
Мучительно долго тянулось время. Я почувствовала, как на мое плечо легла рука бай Стефана. Это был верный ятак и курьер отряда, не раз рисковавший жизнью. Он сильно и в то же время ласково обнял меня. Что это было? Прощание? Или он хотел подбодрить меня в последние минуты?
Полицейский зашевелился. Нас разделяло всего несколько шагов. Моя рука сильно сжимала пистолет.
Полицейский приподнялся на колени.
— Кто там?
Приподнялись и мы. Я вытащила пистолет и широко раскрытыми глазами смотрела в темноту. Это был не Добри и не Васко, но голос его показался мне знакомым.
— Ты кто? — спросил бай Стефан, шагнув ему навстречу.
Полицейский на миг поколебался.
— Огнян…
— Джотето, что ли?
— Он самый.
Мои руки стали тяжелыми, словно налились свинцом. И в то же время сердце переполнилось радостью: «Свой! Свой! Свой!»
…Мы подошли к воротам кладбища. Они были заперты, и я подумала, как нам их открыть, но в это время бай Стефан сделал знак рукой: «Иди за мной!» Мы сделали еще несколько шагов. Здесь ограда кончалась. Камни были разобраны, и через них можно было легко пролезть. Я подняла голову, чтобы отыскать место поудобнее, и замерла: на нас смотрели дула нескольких винтовок. Одно из них медленно надвигалось на меня и ткнулось в грудь.
Я даже не успела испугаться. Все это происходило словно во сне. Вдруг голос, полный власти и напряжения, разорвал тишину:
— Убрать винтовки!
Я сразу его узнала, хотя он и изменился.
— Добри!
В одно мгновение он перескочил через ограду.
— Ты зачем пришла? Ты в своем уме?
Добри тяжело дышал, размахивая кулаком перед моими глазами. Лицо его было искажено яростью. Боже мой, неужели он меня ударит?
— Ты… ты… что, со вчерашнего дня в подполье? Первый раз идешь на явку?
— Я…
— Ты! Зачем ты пришла? Как вы додумались прийти втроем, когда мы ждали одного?
Только сейчас я поняла, да нет, не просто поняла, а всем своим существом ощутила, что совершила непростительную глупость, которая могла стоить всем очень дорого. Я покраснела, и второй раз за этот вечер мои руки и ноги налились свинцом.
— Добри…
Я схватила его за руки, прижалась к плечу. А он отпрянул, продолжая возмущаться:
— Как можно?!
А все получилось так. Часом раньше сюда пришел Гере и сообщил, что бай Стефан принесет продукты. Десять партизан стояли в молчаливом ожидании. Но вот неожиданно для них со стороны шоссе появились сразу трое: мужчина, женщина и полицейский. Остановившись на минуту у ворот, они крадучись двинулись дальше. Полицейский сжимал в руках винтовку.
Добри подал знак, и десять винтовок уставились на троих неизвестных. Что за люди? Откуда? Чьи? Что за женщина с ними?
Полицейский, шедший сзади, остановился и выставил вперед винтовку. Неужели он заметил партизан?
Еще мгновение — и залп разорвал бы тишину над полем, но тут Добри узнал в незнакомой женщине меня. Вот тогда он, не медля ни секунды, и выкрикнул нечеловеческим голосом «Убрать винтовки!» — команду, которую никогда еще не приводилось подавать.