Мурманский сундук

Николай взял его и рассмотрел. Это был осколок, видимо, моржового клыка, с отверстием в широкой части. По бокам шли концентрические неровные линии чёрного цвета, связанные перемычками, в узкой части был искусно изображён крест, а под ним неумелой рукой дорезан маленький череп.

Николай развернул пергамент. На нём старославянскими буквами был написан текст. Пытаясь прочесть, что написано, Николай услышал стук отворяемой двери. Быстро убрав икону и содержимое тайника под стеллаж, вышел в сени. Посередине их стоял сосед. Николай был раздосадован неожиданным и несвоевременным появлением Нила Петровича, но вида не подал.

— Чем могу помочь, Нил Петрович?

Сосед внимательно посмотрел на Николая и сказал:

— У меня керосин кончился, я его берёг на случай отключения электричества, а сейчас понадобился, посмотрел, а канистра прохудилась — керосин вытек. Пузырька мне не нальёшь, если есть?

— Почему не налью! Налью. Керосину у меня много. Недавно из города привёз. Я кисти в нём мою. Да и так для надобности какой храню. Я ж в прошлый раз спрашивал, когда поехал в Ужи: «Не привезти ли тебе керосину, Нил Петрович? А ты сказал, что не надо».

— Так я думал, что у меня его в достатке. У меня десятилитровая канистра была почти полная, да вот потекла… На пузырёчек, сходи, налей!

— Как же я в такой крохотный налью? В горлышке миллиметровое отверстие. Ты что, Нил Петрович?

— А что я? — не понял сосед.

— Тебе для чего керосин нужен?

— Да краску с одежды оттереть. Посадил пятно на брюки, а они почти новые. Под рукой ничего подходящего, чем вывести, не оказалось.

— Посиди, зайди в дом. Я найду посуду. Проходи!

— Спасибо, спасибо. Я тут у порожка и присяду.

Николай спустился во двор, где под домом, вернее, под сенями, у него была ниша, в которой он держал под рукой скипидар, керосин, уайт-спирит и прочие растворители. Взяв пустую стеклянную банку, стал наливать в нее керосину. Ему показалось, что у порога пискнула половица, ведшая в его мастерскую. Она всегда поскрипывала, когда на неё наступали.

— Нил Петрович! — крикнул Николай. — Граммов четыреста хватит?

Ответа не последовало.

Он громыхнул полупустой канистрой.

— Нил Петрович!

— Ты звал меня? — Из сеней выглянул сосед. — Я на ухо туг…

— Звал. Столько хватит? — Он показал пол-литровую банку.

— Конечно, хватит, — ответил сосед. — Премного благодарен.

Николай отдал банку. Сосед рассыпался в словах благодарности и ушёл к себе. Николай закрыл за ним дверь и запер на крючок. Теперь, не боясь помех, можно было продолжить своё занятие.

Он вернулся в мастерскую и достал икону с таинственными вещами. Осколок кости, похожий на зуб, отложил в сторону, потому что больше, чем было изображено на нём, он дать ему не мог, а вот кусок кожи с письменами был интересен. Он был небольшого размера, меньше листа ученической тетради, с неровными рваными краями. Буквы были написаны тоже неровно, кое-где не совсем отчётливо, но прочесть, хоть и с трудом, было можно. Снизу текста были начертаны линии и знаки в виде геометрических фигур. В училище живописи Николай занимался изучением древнерусского искусства, пытался овладеть церковно-славянским языком. И похвалил себя в душе, что хоть проявлял интерес к этому предмету — это сегодня как раз могло ему пригодится.

Вооружась лупой, так как отдельные места почти не просматривались, взяв листок бумаги и карандаш, он начал разбирать текст. Споткнулся сразу после первой фразы. Напрягши память, стараясь вспомнить то, что когда-то учил, стал разбирать трудно переводимые части пергамента. Текста было немного, но потрудиться пришлось до испарины на лбу, и Николай отметил, что проведенная работа досталась ему труднее, чем написание этюдов. Он взял листок, переписал его начисто и прочитал, что у него получилось:

«И се яз, братия, передаю вам сундук мурманский кованый в три локтя длиною и полтора шириною, с двумя замками тайными, а пудов в нём три с четвертью… Слово свое и тоя рухледь, сиречь сундук…» Далее шёл трудночитаемый текст, возможно соскобленный, и Николай его пропустил. «Яз, недостойный раб, сохранил сие на потребу братии. А передал сей сундук Афонька Петров Белоглазов… А в нём денги золотом фряжские и свейские, и ромейские, и лалы, яхонты лазоревые и смарагды, самоцветные каменья, узорочье чеканное, обронное сребро и золото, зенчуга разные. И заповедь моя к вам: в годину горькую лишь и токмо распорядитесь сим сундуком, и чтобы каменья и злато, и зенчуга гурмыжския шли на потребу скитской братии и ни на иные нужды. И слово моё крепко. Аминь». Потом шёл заговор против лихих людей, кто мог посягнуть на богатство, таящееся в сундуке.