Мурманский сундук

Тётка Вера прижалась к штакетнику, вытирая мокрые руки фартуком. Таких гостей она отродясь не видела на хуторе. На незнакомце был безукоризненно сшитый по фигуре тёмно-синий костюм, белая рубашка с галстуком, из рукавов пиджака высовывались краешки белоснежных манжет. Мановением руки приказав парню задержаться возле машины, он направился к тётке Вере. Шёл статный, высоко держа голову, только окостеневшие, прямые ноги говорили о том, что ему много лет.

— Добрый день! — обратился он к тётке Вере, вскинув глаза на дом.

— Здравствуйте! — оторопело ответила она, пытливо вглядываясь, как все пожилые люди, в лицо незнакомца.

— Водицы не дозволите испить? — продолжал приезжий, рассматривая хуторские постройки, сад, огороды, бетонный колодец с валом и цепью, тропинку, сбегающую вниз к пруду. — А то мы, как на грех, не взяли с собой питья. До города ещё далеко, а день вон какой жаркий. — Он взглянул на голубое небо, по которому лишь у горизонта плыли тёмно-серые облака.

— Конечно, конечно, — скороговоркой пролепетала тётка Вера, отмечая, что приезжий не местный. И говорил он хоть по-русски, но как-то по-особому, чувствовался налёт сдержанности, он, как бы обдумывал каждое слово прежде, чем произнести фразу. «Наверно, челюсть у него вставная, — отметила про себя хуторянка. — Вон какие зубы ровные, один к одному».

— Проходите, только осторожно — ступеньки крутые.

Тот, стуча палкой, стал за хозяйкой подниматься в ступеньки.

— Вы сами-то откуда будете? — спросила она.

— Издалека, — коротко ответил он. И больше не сказал ни слова.

Она провела его в горницу, подвинула стул.

— Вы посидите пока. Вам кипячённой воды или сырой, колодезной? Если хотите, налью кваску. У меня свой.

— От кваса не откажусь, — проговорил незнакомец.

— Квас свежий, только вчера сбродился, — говорила она, беря кружку и отправляясь в сени. — Он у меня в холодочке стоит…

— Скотину держите? — спросил гость, принимая из рук кружку холодного кваса.

Квас, действительно был свежий. Маленькие пузырьки воздуха поднимались к поверхности и взрывались щекочущими обоняние фонтанчиками. Незнакомец с наслаждением, маленькими глотками отпивал из кружки, внимательно присматриваясь к убранству дома тётки Веры.

— Какая теперь скотина, — ответила на вопрос незнакомца тётка Вера, присаживаясь на краешек табуретки. — Раньше держала, летось ещё коровёнка была. Мужика у меня нету, а на скотину надо косить, сушить, копнить, а молоко кому продавать? На своём горбу за сорок вёрст в город везти, до автобуса намучаешься идти, да и автобусы сейчас то ли ходят, то ли нет. Нет, не держу. Курочки есть. Хотите, можете купить яичек. Продам. Они натуральные. Не как с птицефабрики. Желтки так жёлтые-прежёлтые, на свежем воздухе и травке нагуленные. Хотите?

— Яичек? — переспросил гость, задумавшись и допивая квас. — А что — возьму. Не сейчас. Потом.

Он взмахнул рукой, останавливая тётку Веру, которая уже было бросилась в другую комнату, где у неё под кроватью в лукошке хранились яйца.

Она опять присела на табурет.

— Я хотела показать…

— Я верю, что у вас хорошие яйца и свежие, — улыбнулся гость.

— Куры у меня не в загоне, знай себе гуляют по хутору…

— Ну вот, — сказал гость, ставя кружку на стол. — Квасу выпил, а как зовут хозяйку не спросил. — Он опять улыбнулся, показав ровные вставные зубы.

— Верой Григорьевной зовут, — ответила хозяйка.

Как зовут гостя, спросить она постеснялась. Да и зачем ей это было нужно.

— И давно здесь живёте? — он кивнул на окно, в которое были видны живописные окрестности хутора.

— Давно. Ещё до войны приехала. Это как прежних владельцев хутора раскулачили, в Сибирь сослали, тётка Пелагея взяла меня к себе.

— Пелагея! — вскинул на неё глаза гость, но быстро отвел взгляд.

— Пелагея, — ответила тётка Вера, недоумённо посмотрев на незнакомца. Её поразил тон, которым он произнёс имя тетки, словно хорошо знал её.

— И как вы ей доводитесь?

— Племянница.

— Родная?

— Не по крови. Антипу Маркелычу, хозяину прежнего хутора, Пелагея доводилась свояченницей, сестрой его жены. А моя мать была женой её младшего брата… Отец мой погиб в финскую, мать вскорости умерла, вот тётка меня и взяла сюда, с тех пор и живу..

— Замужем была?

— Была, да недолго. Муж ушёл в город к другой, а я больше не выходила. Так и коротаю дни.

— А хозяева хутора, что с ними сталось?

— Вот уж этого не знаю. С тех пор, как хозяев забрали, от них ни слуху, ни духу.

— Их раскулачили?

— Это так. Пелагея мне говорила, при ней это происходило.

— А вы не знаете, сейчас они реабилитированы? Ведь повсеместно прошла реабилитация узников сталинских лагерей.

— Геронт ездил в город, узнавал в этом, как его… ФСБ.

— И что?

— Сказали, что Антип Маркелыч и сын его Степан умерли в лагере.

— Вот как! — Гость поднял брови. — Умерли. Оба?

— Выходит так.

— Налейте мне ещё кваску, будьте любезны, — сказал, прерывая тему разговора гость, протягивая тетке Вере кружку. — Хороший у вас квас. Так и тянет испить.

Тётка Вера заметила, что рука незнакомца, когда он протягивал кружку, мелко дрожала, и она подумала, что это от старости.

Она быстро сходила в сени: