Мурный лохмач

– Я его не видел, но слышал, что Его Величество прямо перед уплотнением перевели на ярус, где расположены Горнила, – прошептал принц.

– Плохо дело! – пробормотал Базиль. – Надо срочно его вызволять!

Горнила использовались для массового развеивания в Абсолюте, после которого душа уже никогда не могла возродиться в новом теле, став частью полотна Жизни и Смерти.

– Отсюда не убежать! Мало выбраться из камеры, надо иметь пропуск-печать, чтобы выйти с нижних ярусов наверх, а самая главная печать выхода в Париж хранится только у хозяйки этого Замка, – мрачно сказал Принц. – Многие пробовали выбраться, но безуспешно. После этого ими занималась лично Глава Пыточного Следствия, с тех пор их никто не видел.

Кстати, за время пребывания Базиля на долговом ярусе из камеры, где он находился, стали одного за другим забирать оборотней для допроса (сначала это были вервольфы, затем медведи), назад они не возвращались. Мурный Лохмач тешил себя надеждой, что Глава Пыточного Следствия тоже ищет встречи с ним, но не догадывается, кто он.

– Пора мне-у заняться ею, мр-р-р-р-р! – сузив в щёлку зрачки, мечтательно промурлыкал Базиль, когда дело дошло до оборотня-росомахи.

Риск только разжигал в нём желание, делая ощущения ярче, острее, заставляя чувствовать себя живым, но положение заключённого не давало возможности для эффектных приёмов ухаживаний, ставя его в зависимое положение. Пора выбираться с долгового яруса!

– Вы же мне поможете, принц? – обратился он к скелету.

– Я всегда готов сражаться за правое дело! – заявил тот, и в его пустых глазницах вспыхнул алый огонь.

«Раздухарился, Высочество!» – весело ухмыляясь, подумал Базиль.

Принц был его полной противоположностью: слишком воспитанный и честный, эдакий рыцарь среди отпетых маргиналов, но ему можно было доверять, а это качество перевешивало все возможные недостатки. Перед тем, как начать действовать, Базиль отправил весточку Шарману. Для этого оборотень ещё на воле нанял стаю призрачных блох, обладающих потрясающей прыгучестью. Всё, что от них требовалось, это прыгать и кричать сакраментальную фразу «a la fin du mandat (а-ля фан ди монда)», которая в переводе на русский означала бы приблизительно то же самое, что «а-ля, у-лю, гони гусей!». Пока блохи прыгали к выходу, чтобы на воле начать кричать, Базиль и Принц Без Коня подбили кромешников из охраны на «честную» игру, ставкой в которой была печать выхода.

***

– Пора! Уже пора! – закричала Мари Туше, тряся Шармана за могучее плечо. – Выводи свое чудище!

– Не чудище, а Чудо! – обиженно проворчал главарь повстанцев и открыл шкатулку, чтобы выпустить сотворённого им снеговика.

Мари Туше, приглашённая Шарманом, в качестве советчицы, хорошо понимающей женщин, придала снеговику некоторый лоск и стиль, надев на него элегантно потрёпанное кашне и белый колпак с вышитыми крестом и ноликом под надписью: «Скорая зимняя помощь». Управляемое силой мысли Шармана, Чудо выплыло на улицы Парижа и остановилось у дома Клодины де Нозиф, чтобы начать операцию «Снежность».

Наблюдение за объектом очудения проводилось через специальное приспособление, прилагаемое к Чуду – стекло, похожее на некромантское, но только совершенно чёрное: Чудо на магическом уровне светилось, как солнце, и чёрные стёкла защищали глаза от выгорания. Подразумевалось, что наблюдать будет кто-то один, поэтому второго экземпляра не нашлось, но Шарман придумал выход из положения, аккуратно разрезав стекло надвое и вручив половинку Мари Туше. Когда они одновременно заглянули в чёрные стёкла, снеговик замер в замешательстве, а его глаза разъехались в разные стороны, а потом собрались в кучу к носу.

– Вон она! – воскликнула Мари Туше, первой заметившая движение за красивой чёрной оградой из кованных цветов, окружавшей шикарный особняк.

На фоне заснеженного пейзажа чёрные цветы казались дырами во мрак Абсолюта. Лунный свет, проходивший сквозь все миры, довершал композицию, придавая пейзажу оттенок сказки, невозможной мечты. Живые верили, что луна – это светило влюблённых, а некроманты считали, что это око Противоположности Жизни, следящее за всеми, но в такие тихие серебристые вечера, всем хотелось верить в чудеса.

– Что-то не похожа! – с сомнением проворчал Шарман, разглядывая идущую женщину. – Разве некроманты носят белое?

– Ну, не знаю! Ей идёт! Может, мода какая новая, или просто надоело быть злой, и она перевоспитывается! – предположила Мари Туше. – У каждого есть шанс!

– Ладно! Что будем делать? – перебил её Шарман, не любивший пустые разговоры.

Шёл снег. Ничего не подозревающая Клодина не спеша и прихрамывая шла к калитке. На ней была надета белая роскошная шуба, припорошенная искристо-белыми снежинками, часть из которых, словно иллюзионист, выпустил из рук снеговик. Снежинки касались длинных ресниц и таяли на щеках, разрумянившихся от мороза. «Какая же всё-таки красивая баба!» – невольно подумал Шарман, но Мари Туше не дала ему попасть под некромантское очарование.

– Надо привлечь её внимание! – сказала она.