Мусаси

«Вот если бы Дзётаро мне помог! — тоскливо думала Оцу. Ей даже показалось, что она постарела. — В Сипподзи я была такой же непосредственной, как Дзётаро сейчас, поэтому и освободила Мусаси».

Оцу тихо заплакала. Слезы падали на шитье.

— Ты здесь, Оцу? — раздался властный голос Осуги. — Что сидишь в потемках?

Оцу не заметила, как сгустились сумерки.

— Извините! Мигом зажгу светильник! — поспешила извиниться Оцу и побежала в заднюю комнату.

Вернувшись, она опустилась на колени, чтобы поставить светильник. Осуги холодно смотрела ей в спину. Комната осветилась, и Оцу поклонилась старухе.

— Вы, верно, очень устали. Что делали сегодня? — вежливо осведомилась Оцу.

— Сама знаешь, чем я занята.

— Ноги растереть?

— Ноги не болят, но четыре дня кряду затекают плечи. От погоды, наверное. Сделай милость, разомни их.

Осуги успокаивала себя, что ей недолго осталось терпеть эту девку. Надо найти Матахати, и он исполнит святую обязанность, исправив зло. Оцу, стоя на коленях, принялась массировать плечи старухи.

— Плечи очень затекли. Вам, верно, трудно дышать.

— Порой закладывает грудь. Я стара, и меня в любую минуту может хватить удар.

— Не надо так говорить! Вы здоровее и бодрее многих молодых людей.

— Может быть. Но возьми, к примеру, дядюшку Гона. Какой был здоровяк и весельчак, а его не стало в одну минуту. Никто не знает, что случится завтра. Только мысль о Мусаси дает мне силы.

— Вы относитесь к нему с предубеждением. Мусаси — хороший человек.

— Ну да! — усмехнулась Осуги. — Ты ведь его любишь и ради него бросила моего сына. Не буду ругать Мусаси при тебе.

— Я не о том говорю.

— Как это? Ты любишь Мусаси больше, чем Матахати. Почему открыто не признаться?

Оцу молчала. Старуха продолжала:

— Вот найдем Матахати, я с ним поговорю, и мы устроим все по-твоему. Я уверена, правда, что ты снова удерешь к Мусаси, и вы на пару до конца дней будете чернить нас.

— Почему вы так решили? Вы плохо знаете меня. Я с неизменной благодарностью буду помнить все сделанное вами для меня в прежние годы.

— Ловки же современные девицы! Как ты складно все обставляешь. Я — честная женщина и не могу скрывать чувства за красивыми словами. Ты знаешь, что станешь моим врагом, выйдя замуж за Мусаси. Ха-ха-ха! Тебе не надоело разминать старушечьи плечи?

Оцу не отвечала.

— Плачешь, что ли?

— Нет.

— А что мне капает за ворот?

— Простите, не могла сдержать слез.

— Прекрати реветь! Такое ощущение, будто насекомые ползают по спине. Перестань хныкать по Мусаси, лучше дави посильнее на плечи!

В саду засветился фонарь. Оцу подумала, что служанка несет их ужин, но подошедший оказался монахом.

— Прошу прощения, — произнес он, поднимаясь на веранду. — Здесь живет вдова Хонъидэн? Это вы, вероятно?

На фонаре в руке монаха было написано: «Храм Киёмидзу на горе Отова».

— Позвольте представиться, — начал монах. — Я служу в храме Сиандо, он находится повыше на холме.

Опустив фонарь на пол, монах достал из-за пазухи письмо.

— Имя человека мне неизвестно, но он — молодой ронин. Сегодня вечером незадолго до захода солнца он пришел в храм и стал расспрашивать о пожилой женщине из Мимасаки, которая должна прийти сюда на богомолье. Я ответил, что женщина, похожая на описанную им, бывает в храме, но сегодня она не приходила. Он попросил у меня кисть и написал письмо. Ронин оставил его мне, чтобы я передал письмо женщине в очередной ее приход в храм. Я слышал, что вы остановились в этой гостинице, решил занести вам письмо, поскольку шел мимо на улицу Годзё.

— Премного вам благодарна! — сердечно поблагодарила Осуги. Она предложила монаху присесть и выпить чаю, но он распрощался, сказав, что торопится по делам.

«Что за письмо?» — подумала Осуги, разворачивая свиток. Прочитав первые строки, она побледнела.

— Оцу! — позвала старуха.

Оцу отозвалась из задней комнаты.

— Не надо готовить чай. Он ушел.

— Уже? Может, вы попьете?

— Хватает же ума предлагать мне чай, приготовленный для кого-то еще? Я не водосточная труба. Оставь чай и одевайся!

— Мы куда-нибудь идем?

— Да. Сегодня все твои беды утрясутся.

— Письмо от Матахати?

— Не твое дело.

— Хорошо. Я попрошу поскорее принести ужин.

— Ты разве не ела?

— Нет, ждала вас.

— Все у тебя невпопад! Я вот поела по пути в гостиницу. Быстро поешь риса с маринованными овощами.

Оцу направилась в кухню, но старуха остановила ее.

— Ночью на горе Отова будет холодно. Одежду мою сшила?

— Осталось несколько стежков в кимоно.

— Я не спрашиваю о кимоно! Я тебе толкую о нижней одежде. Я ведь оставила ее, чтобы ты вовремя ее приготовила. Носки выстирала? Шнурки на сандалиях ослабли, скажи, чтобы принесли новые.

Приказания сыпались градом, так что Оцу не могла не то что выполнить их, но даже ответить Осуги, но девушка не смела перечить. Она цепенела от страха перед старой ведьмой.

О еде и заикаться нельзя было. Вскоре Осуги заявила, что она готова в путь. Поставив на веранде новые сандалии для старухи, Оцу сказала:

— Идите, я вас догоню.

— Фонарь принесла?

— Нет.

— Бестолочь! Считаешь, я должна спотыкаться на горе во тьме? Возьми в гостинице.

— Простите, я не догадалась.