Мусаси

— Нет, спасибо. Я не уверен, что останусь на ночь.

Мусаси вышел на веранду. Слышалось постукивание посуды — служанка накрывала ужин. Озеро на глазах темнело от густо-синего к черному. Мусаси представил печальные глаза Оцу. «Я ошибся, — подумал он. — Похититель наверняка обходит стороной города».

Мусаси почудился голос Оцу. Правильно ли относиться ко всему бесстрастно, полагаясь на волю небес? Он терзался виной, потому что ничего не делал для спасения Оцу и Дзётаро.

Вернувшись из ванны, Исимода Гэки, извинившись, что заставил долго ждать, уселся перед подносом с ужином.

— Вы не переоделись? — удивленно взглянул он на Мусаси.

— В своей одежде я чувствую себя привычнее. Она всегда на мне — в пути, в доме, под деревом, где я ночую.

— Конечно, я должен был бы догадаться. Вы постоянно в боевой готовности. Вы понравились бы его светлости Датэ. — Гэки с нескрываемым восхищением смотрел на Мусаси. — Садитесь, выпейте сакэ, — произнес он после небольшой паузы. Сполоснув чарку в фаянсовой чаше с водой, он протянул ее Мусаси.

Мусаси сел в официальной позе и поклонился.

— Простите, не объяснили бы вы мне, чем я обязан вашему вниманию? Почему вы расспрашивали обо мне в придорожной лавке?

— Закономерный вопрос, но едва ли мое объяснение удовлетворит вас. Я в вас влюбился. — Помолчав немного, Гэки рассмеялся. — Да, это любовь, — продолжал он, — тот случай, когда мужчину привлекает мужчина.

Гэки счел объяснение достаточным, но Мусаси совсем растерялся. Случалось, что мужчина испытывал привязанность к мужчине, но Мусаси это чувство было незнакомо. Такуан был слишком суров, чтобы внушать нежные чувства. Коэцу жил в своем мире. Сэкисюсай обитал на таких вершинах, что нелепо было рассуждать о любви или нелюбви к нему. Конечно, Гэки мог льстить ему, тогда его поведение вдвойне подозрительно. Мусаси почему-то казалось, что самурай не лицемерил, поскольку был значителен и мужественен.

— Как понимать ваши слова о том, что я привлекаю вас? — уточнил Мусаси.

— Как ни странно, но я полюбил вас, едва услышав про вашу победу в Итидзёдзи.

— Вы в то время находились в Киото?

— Да, я приехал в столицу в первый месяц года и остановился в усадьбе господина Датэ на улице Сандзё. Я был у придворного Карасумару Мицухиро на другой день после вашего боя, где и услышал про вас. Карасумару рассказал о вашем прошлом, отметив вашу молодость. Я сразу почувствовал расположение к вам и решил найти вас. По дороге из Киото я увидел вашу надпись у перевала Сиёдзири.

— Вот в чем дело! — протянул Мусаси.

Надпись, адресованная Дзётаро, по иронии судьбы привела к Мусаси совершенно незнакомого человека. Слушая похвалы Гэки, Мусаси укреплялся в мысли, что не заслуживает восторгов. Слова Гэки ставили Мусаси в неловкое положение, потому что он всегда болезненно переживал свои недостатки. Он счел нужным прямо сказать об этом новому знакомому:

— Вы переоцениваете меня.

— На службе князя Датэ, кстати, его доход составляет миллион коку риса в год, состоит немало выдающихся самураев. Я знаком с некоторыми знаменитыми воинами. Но, судя по рассказам о вас, никто из них не смог бы соперничать с вами. Главное, что вы молоды, впереди целая жизнь. Вот это и привлекает меня больше всего. Станем друзьями. Выпьем и поговорим не спеша.

Мусаси принял от Гэки чашечку сакэ и потом пил наравне с ним. Гэки не пьянел.

— Мы, самураи с севера, способны изрядно выпить. Мы пьем, чтобы согреться. Князь Датэ перепьет любого из нас, а мы же стараемся не отставать от хозяина.

Служанка все подносила сакэ и уже несколько раз подправляла светильник. Гэки был неутомим.

— Будем пить всю ночь, — заявил он. — Тогда получится душевный разговор.

— Хорошо, — улыбнулся Мусаси. — Вы говорили, что встречались с придворным Карасумару. Вы давно его знаете?

— Не могу утверждать, что мы друзья, но я не раз бывал в его доме с различными поручениями. Он очень гостеприимен.

— Меня представил ему почтеннейший Хонъами Коэцу. Карасумару большой жизнелюб, что не свойственно аристократам.

Гэки посчитал оценку Мусаси поверхностной.

— Иного вы в нем не увидели? У вас, верно, было мало времени, иначе вас поразили бы его ум и образованность.

— Мы встретились в веселом квартале.

— Ясно, что это не место для серьезной беседы.

— Каков же Карасумару на самом деле?

Гэки сел в официальную позу и серьезно произнес:

— Мятущаяся душа. Человек, пораженный печалью. Его подавляет могущество сёгуната.

Повисло молчание. Мусаси услышал плеск озерных волн, взглянул на белесые полосы, падавшие от лампы на фусума.

— Мусаси, мой друг, ради кого вы совершенствуете свое мастерство? — внезапно спросил Гэки.

Мусаси никогда не задумывался над этим вопросом.

— Для себя, — ответил он.

— Разумеется, но ради кого вы постоянно совершенствуете себя? Для вас тщеславие слишком мелкое чувство.

Гэки словно невзначай перешел к главной цели разговора.