Мусаси

Под вечер Мусаси пришел к храму и устало опустился на каменные ступеньки двухъярусных ворот. Никто не появился. Мусаси осмотрел просторный двор и храмовые постройки. Вернувшись к воротам, он не нашел там ни души. Послышался стук копыт. Идя на звук, Мусаси набрел на скрытый деревьями навес, под которым стоял белый храмовый конь. Старый служитель недружелюбно взглянул на незваного гостя:

— Вы по какому делу?

Служитель расхохотался, услышав ответ Мусаси. Не находя ничего смешного в своих словах, Мусаси угрюмо уставился на старика.

— Невинным младенцам вроде вас нечего делать на большой дороге. Поверить, что эти пройдохи будут весь день изнывать от жары в поисках ваших спутников? Если вы заплатили им вперед, то их след давно простыл!

— По-вашему, они дурачили меня, когда разбрелись в разные стороны?

— Просто обобрали вас, — уже с ноткой сочувствия произнес служитель. — Я слышал, как шайка бродяг день напролет пила и играла в кости в роще за горой. Верно, это и были те самые обманщики. Такое случается здесь каждый день.

Старик рассказал несколько историй о том, как бессовестные поденщики обманывали путников и добавил в заключение:

— Ничего не поделаешь, таков мир. Будьте впредь осторожнее, — Добавил он со вздохом.

Старик взял ведро и удалился, оставив Мусаси в растерянности.

— Теперь ничего не поделаешь, — вздохнул Мусаси. — Я горжусь тем, что противники не находят ни малейшей лазейки в моей обороне, но позволяю низким проходимцам одурачить себя.

Грубый обман хуже пощечины. Подобные ошибки могут серьезно повлиять на овладение «Искусством Войны». Способен ли человек успешно командовать армией, если его легко обманывают простолюдины? Мусаси медленно брел к двухъярусным воротам, обещая повнимательнее присматриваться к повседневной жизни. У ворот он увидел одного из носильщиков.

— Очень рад, господин, что нашел вас, — сказал носильщик, бросаясь навстречу Мусаси. — Есть новость об одном из ваших спутников!

— Неужели? О мальчике или о женщине?

Мусаси только что ругал себя за наивность, тем радостнее была встреча с человеком, не склонным к мошенничеству.

— О мальчике. Он сейчас с Дайдзо из Нараи. Я узнал, куда они направляются.

— Куда же?

— Господин, я знал, что шайка, с которой вы беседовали утром, ничего не сделает. Они прямиком отправились в рощу играть, а мне стало вас жалко. Я пошел из Сиёдзири в Сэбу, расспрашивая всех по дороге. О девушке никто не слыхал, но служанка в одной чайной сказала мне, что Дайдзо сегодня около полудня проследовал к перевалу Вада и с ним был мальчик.

Мусаси от растерянности поблагодарил поденщика сугубо официально.

— Весьма признателен за вашу новость.

Вытащив кошелек, Мусаси нерешительно подержал его в руках, зная, что в нем осталось лишь то, что он отложил на еду. Он высыпал деньги на ладонь носильщика, посчитав, что честность должна быть вознаграждена, и тот, раскланиваясь, радостно удалился. Мусаси, глядя ему вслед, думал, что потратил деньги на нечто более важное, чем собственный желудок. Кто знает, может, этот человек завтра окажет услугу еще одному путнику, сознавая, что за честность воздается.

Стемнело. Мусаси решил не ночевать под навесом какого-нибудь крестьянского дома, а сразу отправиться к перевалу Вада, чтобы к утру догнать Дайдзо. Мусаси любил пустынные ночные дороги. В них было особое очарование. Считая шаги, прислушиваясь к шепоту звезд, он наслаждался жизнью. Толпы суетливых людей угнетали его, в ночном одиночестве он чувствовал гармонию в душе и единение с природой. Он мог спокойно и взвешенно думать о жизни, оценивая себя со стороны.

Вскоре после полуночи Мусаси заметил впереди свет. После моста через Отиаи дорога все время шла в гору. Мусаси миновал один перевал. Следующий, Вада, вырисовывался на фоне звездного неба, а за ним находился самый высокий — Даймон. Огонь светился в узкой долине, зажатой горами.

«Похоже, костер, — подумал Мусаси, впервые за ночь ощутив острый голод. — Может, мне позволят просушить одежду и дадут немного похлебки».

Подойдя ближе, Мусаси увидел не костер, а небольшую харчевню. Свет лился из решетчатого окна, слышались громкие голоса и потрескивание дров в очаге. Коновязь перед домом, однако, была пуста. Странно, что глубокой ночью в такой глуши в харчевне есть посетители.

Мусаси нерешительно стоял перед входом. Будь это дом крестьянина или дровосека, он без колебаний постучался бы, но здесь надо платить.

Голова Мусаси кружилась от запаха еды. Он не мог сдвинуться с места. «Я объясню свое положение, и они, может, примут фигурку в качестве платы», — подумал он. Фигуркой он называл Каннон, которую вырезал из куска старого сливового дерева в храме.

Мусаси решительно распахнул дверь. Разговор в тот же миг оборвался. Бедная придорожная харчевня с земляным полом и очагом посредине, вокруг которого сидели трое. В котле над огнем варилось кабанье мясо с редькой, в горячей золе грелся кувшин сакэ. Хозяин резал маринованные овощи, весело болтая с гостями.

— Кто там? — обратился к Мусаси один из сидевших у очага. У него были пронзительные глаза и длинные волосы на висках.