— Прошу простить нас за такое безобразие, — молил Сахэй. Кодзиро молча взял принесенное ему мокрое полотенце и вытер лицо. Связанный Иори бился на земле.
— Развяжите меня, я не убегу! Я — сын самурая. Я нарочно все это сделал и готов принять наказание! — кричал он.
Кодзиро поправил кимоно, пригладил волосы.
— Развяжите его, — сказал он неожиданно ровным голосом.
— Вы… вы уверены, что его стоит отпустить? — спросил, заикаясь, Сахэй.
— Можете его отпустить, — чеканил слова Кодзиро. — Если вы считаете, что его следует наказать, могу предложить способ. Вылейте ему на голову ведро кипятку. От этого он не умрет.
— Ведро кипятку? — вздрогнул Сахэй.
— Или отпустите его.
Сахэй переглянулся с конторскими.
Принесли веревку, чтобы потуже связать Иори, но мальчик неистово отбивался.
— Я ведь сказал, что приму наказание. Я не убегу. Я все сознательно сделал. Пусть купцы просят прощения, но не сын самурая. Подумаешь, ведро кипятку!
— Хорошо, ты сам согласился, — сказал Сахэй.
Закатав рукава, он медленно приближался к Иори с ведром.
— Закрой глаза, Иори! Иначе ослепнешь, — крикнул кто-то с противоположной стороны улицы.
Иори зажмурился, даже не взглянув на кричавшего. «Всего лишь ведерко!» — убеждал он себя. Ему хотелось забыться, взять себя в руки, но это мало кому под силу в его возрасте. Капли пота казались ему горячей воды, мгновения тянулись, как вечность.
— Да это же Садо! — воскликнул Кодзиро, взглянув на другую сторону улицы.
— Что у вас здесь стряслось? — спросил старый самурай, подходя с Нуиноскэ к конторе.
— Наказываем мальчишку, — усмехнулся Кодзиро.
— Наказываете? — переспросил Садо. — Хорошо, накажите его, если он заслужил. А я посмотрю.
Кодзиро мгновенно сообразил, что в жестокости наказания обвинят его.
— Стойте! — сказал он. — Хватит!
Иори приоткрыл глаза, но несколько мгновений ничего не видел, но потом узнал Садо.
— Вы тот самый самурай, который приезжал в храм Токугандзи в Хотэнгахаре! — воскликнул мальчик, узнав Садо.
— Ты меня помнишь?
— Да, господин.
— А что произошло с твоим учителем, Мусаси?
Иори закрыл ладонями глаза.
Знакомство Садо с мальчиком оказалось неприятной неожиданностью для Кодзиро. К его счастью подошел старший матрос и объявил, что все могут подняться на палубу.
— Корабль не отплывет до захода солнца? — спросил Садо.
— Да-да, — подтвердил Сахэй, ходивший взад-вперед по конторе.
— Значит, есть время отдохнуть.
— Пожалуйста! Сейчас подадут чай.
На пороге конторы появилась Оцуру и подозвала управляющего.
— Контора не подходящее место для гостей. Не изволите ли пройти в дом? — предложил Сахэй.
— Весьма признателен, — ответил Садо. — Кому я обязан любезностью, хозяйке дома?
— Да, она желает вас поблагодарить.
— За что?
Сахэй почесал в затылке.
— Полагаю за то, что Иори не пострадал.
— Да, кстати, позовите его. Хочу с ним поговорить.
Сад, через который вели Садо, был обычным для дома богатого купца. С одной стороны сад упирался в складскую стену, но был тщательно ухожен, растения и дорожки заботливо политы. В сад была подведена проточная вода.
Осэй и Оцуру приветствовали гостя в гостиной, где были расставлены подносы с чаем, сладостями и табаком. Пахло благовониями.
Садо сел на пороге комнаты со словами:
— Проходить не буду, у меня грязные ноги.
Наливая гостю чай, Осэй поблагодарила его за спасение Иори.
— Я раньше встречал этого мальчика, — сказал Садо. — Как он оказался в вашем доме?
Выслушав рассказ Осэй, Садо сказал:
— Я только что наблюдал за Иори. Я восхищен его выдержкой и самообладанием. Мальчика с таким характером нельзя держать в купеческом доме. Не могли бы вы отдать его мне? Мы в Кокуре воспитаем из него самурая.
Осэй не возражала.
Оцуру поднялась, чтобы позвать Иори, но он сам появился из-за Двери, где слышал весь разговор.
— Поедешь со мной? — спросил Садо.
Иори не сдержал ликования.
Садо пил чай, а тем временем Оцуру принесла одежду для Иори: кимоно, брюки-хакама, ноговицы, тростниковую шляпу — все новое. Это были первые в жизни Иори хакама.
В лучах заходящего солнца «Тацумимару» поднял черные паруса. Иори стоял у борта, размахивая новой шляпой.
Учитель каллиграфии
В квартале торговца рыбой в Окадзаки на повороте в узкий переулок стояла вывеска, гласившая: «Просвещение для юношества. Обучение чтению и письму». Вывеска была подписана именем Мука, который, видимо, был честным бедным ронином, зарабатывавшим на жизнь уроками.
Каллиграфия объявления вызывала лишь улыбку у прохожих детской корявостью, но Муку это не смущало. «Я в сердце все еще дитя, — говаривал он. — И сам учусь со своими учениками».
Переулок упирался в бамбуковую рощу, за которой находился конный манеж дома Хонды. В хорошую погоду над площадкой клубилось облако пыли от скачущих лошадей. Хонда гордились своим происхождением от легендарных воинов Микавы, военным традициям которых следовал и род Токугава.