Мусаси

Тодзи подмигнул Око, и они направились в соседнюю комнату, откуда вскоре донесся их оживленный шепот. Тодзи объяснил, что молодой учитель в таком настроении, что наверняка пожелает провести ночь с Акэми. Если Акэми откажется, то им не миновать неприятностей. Конечно, самое главное — уважать чувства матери, поэтому Тодзи попросил назначить цену.

— Ну, как? — нетерпеливо требовал Тодзи.

Око приложила палец к набеленной щеке, что-то соображая.

— Решай поскорее! — подгонял Тодзи. Придвинувшись вплотную к Око, Тодзи зашептал:

— Он — подходящая пара. Отец — знаменитый учитель боевого искусства, у них полно денег. У его отца самая большая школа в стране. И Сэйдзюро не женат. Суди сама, какое заманчивое предложение.

— Я-то согласна, но…

— Никаких возражений! Решено! Мы оба останемся у вас.

В комнате было темно. Тодзи положил руку на плечо Око. В это время в задней комнате раздался какой-то шум.

— Что это? — спросил Тодзи. — У тебя другие гости? Око молча кивнула и прошептала на ухо Тодзи:

— Потом расскажу.

Как ни в чем не бывало они вернулись в комнату для гостей, где нашли крепко спящего Сэйдзюро.

Тодзи проскользнул в соседнюю комнату и улегся в постель. Постукивая пальцами по татами, он ждал Око. Она не появлялась. Веки Тодзи отяжелели, и он заснул. Проснулся он поздно утром следующего дня в полном недоумении от случившегося.

Сэйдзюро сидел в комнате, выходящей на реку, и пил сакэ. Око и Акэми держались радостно и приветливо, словно забыв про вчерашний вечер. Мать и дочь о чем-то уговаривали Сэйдзюро.

— Так вы берете нас с собой?

— Хорошо! Соберите закусок и сакэ не забудьте!

Речь шла о представлении Окуни Кабуки, которое устраивалось на берегу реки на улице Сидзё. Спектакль с музыкой, танцами и декламацией пользовался в городе невероятным успехом. Его придумала жрица по имени Окуни из храма Идзумо, и у представления объявилось множество подражателей. В оживленных кварталах вдоль реки появились балаганы, на подмостках которых исполнительницы соревновались в привлечении зрителей. Они для разнообразия включали в представления песни и танцы разных провинций. Актрисы, прежде зарабатывавшие в веселых кварталах, сейчас были желанными гостями в лучших домах столицы. Многие женщины выступали под мужскими именами, в мужских костюмах, разыгрывая захватывающие боевые сцены, демонстрируя воинские доблести.

Сэйдзюро смотрел на реку через раздвинутые сёдзи. Под маленьким мостом на улице Сандзё женщины полоскали белье, а по мосту взад-вперед проезжали мужчины верхом на лошадях.

— Они еще не готовы? — с раздражением спросил Сэйдзюро. Наступил полдень. Сэйдзюро уже не хотел смотреть представление, маясь от похмелья и ожидания.

Тодзи, все еще переживая вчерашнюю оплошность, был непривычно тих.

— С женщинами неплохо прогуляться, — ворчал он, — но когда все уже готовы к выходу, они вдруг заявляют, что у них прически не в порядке, а пояс-оби повязан косо. Кого угодно выведут из терпения!

Сэйдзюро вспомнил про свою школу. Ему чудились удары деревянных мечей и треск скрещенных копий. Что говорят ученики о его отсутствии? А младший брат Дэнситиро, конечно, неодобрительно прищелкивает языком.

— Тодзи, — сказал Сэйдзюро. — Я вообще-то не хочу с ними смотреть Кабуки. Пошли домой!

— Но ты обещал.

— Да, но…

— Они вне себя от счастья. Они не простят, если мы откажемся. Пойду потороплю их!

Пройдя по коридору и заглянув в комнату хозяек, Тодзи с изумлением обнаружил только разбросанные повсюду вещи. Женщин нигде не было.

— Куда они подевались? — вымолвил Тодзи.

Их не оказалось и в соседней комнате. Рядом была небольшая каморка, темная и затхлая, наполненная запахом старого постельного белья. Тодзи отодвинул фусума и отпрянул от злобного рыка:

— Кто там?

Тодзи заглянул в щелку. Пол каморки покрыт драными циновками, ее обстановка отличалась от нарядных комнат, как ночь ото дня. На полу валялся немытый и нечесаный самурай с небрежно перекинутым через живот мечом. По одежде и физиономии в нем безошибочно можно было узнать ронина, каких немало болталось без дела по улицам и переулкам столицы. Взгляд Тодзи уперся в грязные пятки лежавшего. Самурай был пьян и не пытался подняться.

— Простите меня, я не знал, что здесь гость, — сказал Тодзи.

— Я не гость! — прокричал самурай в потолок. От него несло перегаром. Тодзи, не имея понятия о незнакомце, не хотел с ним связываться.

— Простите за беспокойство, — быстро проговорил Тодзи и пошел прочь.

— Стой! — грубо окликнул лежавший, чуть приподнимаясь. — Задвинь фусума!

Озадаченный Тодзи повиновался. Вдруг как из-под земли в каморке выросла Око. Она явно хотела быть сегодня неотразимой и разыгрывала из себя светскую даму.

— Почему ты сердишься? — засюсюкала она, обращаясь к Матахати, словно к ребенку.

Появилась и Акэми.

— Не хочешь поехать с нами? — предложила она.

— Куда еще?

— На представление Окуни Кабуки.

Матахати презрительно скривил рот.

— Мужу не пристало появляться в одной компании с малым, который волочится за его женой, — с горечью ответил он.

Око словно окатили холодной водой. Глаза ее вспыхнули гневом.