MUSEUM (Золотой кодекс)

Ради этих двух минут истинной дружбы с хорошим человеком ничего не жалко, право слово, что ж на него сердиться! Особенно это мне стало понятно в Венеции – в конце прошлого лета…

Ручаюсь – и, думается, многие из вас согласятся – в знойный июльский день, когда, чернея трещинами, плавится раскаленный асфальт и хочется бежать из этого ада в поисках спасительной тени, нет ничего прекраснее беседы со старинным другом на прохладной веранде хорошего семейного ресторана, со свежим хлебом, маслом и восхитительными зелеными оливками, подаваемыми в качестве Tapas[38], и…

И – конечно же – самoй средиземноморской кухни, а сицилийская самая лучшая, поверьте, ничто с ней не сравнится!

Это не кухня – афродизиак!

Шеф-менеджер расточает комплименты вам на итальянском, и сама себе кажешься дивой, просто балериной assoluta[39], в соответствующем окружении…

– …Вечно какие-то истории… Честное слово, ну хоть бы ты меня защитил от себя самой, Януш! – жалобно пропела я, взмахнув рукой и едва не опрокинув высокий золотой бокал со свежевыжатым апельсиновым соком: он слегка покачнулся, но все же устоял, оставив на льняной белоснежной скатерти ярко-оранжевый отпечаток.

– Typisch Anna[40]. Prost![41] – усмехнулся мой многоумный и язвительный друг, поднимая ответный бокал.

– Ты что, издеваешься надо мной? – уже было возмутилась я.

– У-гу-гу… – В ответ донеслись какие-то нечленораздельные звуки: Януш прожевывал сочное мясо, щедро пролитое пряным и острым соевым соусом, пытался ответить, подавая мне какие-то сигналы рукой, и одновременно не мог совладать со смехом.

– Друг называется… Таких друзей сдавать в музей, как говорила моя бабушка, – проворчала я, приступив наконец к трапезе. Ох, вот уж воистину, как же мало человеку нужно для истинного счастья после долгого студенческого трудового дня! Первый же отведанный мной кусочек щедро пролитой соусом рыбы совершенно примирил меня с миром и даже с моим ироничным собеседником. Это действительно что-то божественно вкусное, первой свежести, по Булгакову!

– Анна, пожалуйста, не злись, я просто неудачно пошутил… Кстати, а почему ты убеждена, что этот твой Сандерс невиновен? – Отсмеявшись, Януш посмотрел на меня уже более внимательно, даже пристально и отчего-то без улыбки. Эта внезапная перемена настроений показалась мне странной и даже слегка подозрительной. Что это с ним?

– Во-первых, он не мой, и тебе это известно, Януш, – звонко отчеканила я, благоразумно отставив в сторону бокал с апельсиновым соком. – Во-вторых… просто знаю. Знаю, и все.

– И все же это не аргумент, милая Анна. Такого не бывает, чтобы невиновного просто так посадили, безо всяких на то улик, – задумчиво и примирительно покачал головой Януш, и в его голосе была почти религиозная убежденность, которая передалась и мне. В самом деле, Сандерс мог исказить факты – с него станется, – а я, наивная, как всегда верила, почему-то игнорируя очевидные вещи.

Он, например, утверждал, что ссоры как таковой между ним и Веронези не было, а было некоторое… скажем так, некое недоразумение, связанное с моим личным конфликтом с Веронези, а он меня просто пытался защитить, вот и все! А ведь я с Антонио Веронези не конфликтовала! Да и как бы я могла – скромная аспирантка, каких десятки, – решиться идти на конфликт с маститым профессором, маэстро медиевистики, научными работами которого не устает восхищаться весь просвещенный мир!

Я просто не могла бы этого сделать как из этических, так и эстетических соображений, поверь мне, дорогой читатель!

– А его работа по Лоршским Евангелиям может быть связана с этим дурацким конфликтом с Сандерсом? – спрашивала, а вернее сказать, допрашивала Януша я уже в который раз.

– Анна, дорогая, успокойся, я прошу тебя. Твой бедняга Сандерс не при делах, здесь задействованы совершенно другие люди. Забудь уже эту историю, давай сменим тему, – примирительно заключил спец по историческим вопросам Януш и, в знак особого доверия, чуть наклонился ко мне.

– Послушай, ты не мог бы оказать мне любезность и перестать называть его моим?.. – вновь чуть не смахнув бокал, хлопнула ладонью по столу я. Да сколько же можно, в конце-то концов, издеваться над поэтессой? Сандерс никогда не был моим.

Януш пожал плечами. Далее зашла тема о новом автомобиле Януша – элегантном темно-сером Volkswagen последнего выпуска, на котором он меня встретил возле библиотеки университета. Попутно Януш, как это обожают немцы, жаловался на подорожание бензина и непродуманную экспортную политику региона, благодаря которой «у нас скоро будет как в Марокко». «Это как?» – не поняла я. «Мало машин, и много ослов», – невозмутимо заявил Януш.

– …Ну, хорошо, хорошо, хотя я не понимаю, почему ты не хочешь говорить о Веронези, тебе что, совершенно не жаль его? Ведь ты его ученик, лучший! – Забыв о Сандерсе, я уже смотрела на несчастного Януша с новым упреком.