Мушкетер

Дезэсар задал мне несколько обычных вопросов. Памятуя о замечании Атоса относительно моего гасконского акцента, я столь старательно проговаривал слова при этом разговоре, что предстал перед своим будущим командиром этаким провинциальным увальнем, испытывающим сильнейшее смущение в присутствии знатных господ. Тщеславие оказывается нечуждым даже вполне достойным господам, к каковым, без сомнения, относился шурин де Тревиля. Мое смущенное и восхищенное заикание произвели на него вполне благоприятное впечатление; рост же и физическая сила, а так же рекомендация присутствовавшего при аудиенции Атоса, к которому Дезэсар испытывал безусловное уважение, сыграли свое дело. Результатом стало мое зачисление в его роту[5] . Но для перехода в столь желанную для меня мушкетерскую роту, капитан-лейтенантом которой, как я уже говорил, был граф де Тревиль, а капитаном – сам король, – мне необходимо было прослужить у барона Дезэсара не менее двух лет. Так что вместо вожделенного голубого плаща с крестами, лилиями и языками пламени, я довольствовался скромной нашивкой слева на камзоле. Правда, нашивка эта представляла собою вензель его королевского величества Людовика XIII.

При внесении меня в реестр, произошла небольшая заминка. На вопрос об имени, я ответил:

– Портос.

– Портос? – перо капитана повисло над реестровой книгой. Дезэсар удивленно посмотрел на меня, перевел взгляд на Атоса.

– Портос, – повторил мой новый друг и добавил: – Дворянин из Пикардии. Надеюсь, вам достаточно моего слова, господин капитан?

– Разумеется, – поспешно ответил Дезэсар, и на том дело кончилось. Я был зачислен в его роту под именем, которое впервые случайно произнес, нанимая в услужение Бонифация-Мушкетона.

На самом деле я стал не просто гвардейцем. Рота господина Дезэсара служила своего рода школой для будущих мушкетеров короля. Кадеты постоянно переходили в подчинение де Тревиля. Барон Дезэсар давно смирился с таким положением вещей и нередко сам сообщал своему родственнику о кадетах, заслуживающих производства в когорту избранных.

Сразу же после зачисления в гвардейцы я сменил место жительства. Изрядно потратившись, я снял квартиру на той самой улице Старой Голубятни, где находился особняк господина де Тревиля. Квартира – громко сказано, она состояла из одной комнаты, правда, большой, но абсолютно пустой. Мушкетон спал в передней, застелив тюфяком старый топчан, принесенный моим слугой в первый же вечер Бог знает откуда.

Мушкетон обрадовался переменам в жизни едва ли не больше меня самого. По этому случаю он получил в подарок мое старое платье. Одежда оказалось великовато, но слуга мой, к прочим своим достоинствам, неплохо портняжничал. Так что в скором времени он уже с важным видом расхаживал в пышной ливрее, сшитой из моего старого темно-синего камзола.

В роте меня приняли хорошо. И, хотя большую часть свободного времени я теперь проводил с Атосом, гвардейцы Дезэсара скоро начали относиться ко мне как к своему. Правда, я заслужил репутацию, которая в другое время могла бы показаться мне оскорбительной. Я продолжал старательно избавляться от родного выговора. Признаюсь, мне частенько не хватало энергичных гасконских ругательств, но приходилось обходиться без них. Результатом этого стала уже постоянная медлительность речи. Так что не только Дезэсар, но и сослуживцы по роте вскорости стали считать меня добрым малым и хорошим товарищем, но изрядным тугодумом. Со временем я настолько привык к этой репутации, что уже сам начал ее поддерживать – путая имена, подолгу не отвечая на вопросы и делая вид, что мало сведущ в том, что было хорошо известно образованным людям из моего окружения.

Тогда я еще не знал, что эта игра может завести меня очень далеко. А началось все с неожиданной встречи.

Глава пятая, в которой я знакомлюсь с весьма примечательным семейством