Мушкетер

Полюбовавшись на свое отражение, я отправился к дому Тревиля. Здесь я встретил Арамиса, который сказал мне вполголоса, что Атос все еще очень слаб и, скорее всего, не появится сегодня.

Мы решили не рассказывать капитану о его ранении и вообще – особо не распространяться о недавнем неудачном сражении на улице Феру.

– Если господин де Тревиль спросит об Атосе, скажем, что он болен, – предложил он.

И в этот момент нас вызвали к Тревилю. Не успели мы войти в кабинет (я заметил там какого-то молодого провинциала), как наш капитан устроил нам хорошенькую головомойку – из-за злосчастной стычки на улице Феру. Разумеется, ему живописали случившееся как решительное поражение его мушкетеров. Действительно, получалось, что шесть «синих» мушкетеров проиграли шести «красным». По мнению Тревиля, которое он не преминул донести до нас в самых резких выражениях, это настоящий позор. Мы с Арамисом сдерживались изо всех сил и лишь кивали с виноватым видом, но, в конце концов, я потерял самообладание. Я наговорил нашему бравому капитану кучу дерзостей, но, в то же время, растолковал ему некоторые детали ночного сражения, о которых, по всей видимости, ему не сообщили. Объяснив, что нас было не шестеро против шести, а вдвое меньше – поскольку двоих убили на месте, напав из засады, а Атоса тяжело ранили. Правда, я забыл об осторожности и сказал лишнего – вспомнил о Фарсальской битве, проигранной Помпеем Великим, а заодно помянул и битву при Павии. От удивленных взглядов, вызванных моей внезапно прорезавшейся образованности (равно как и от изложения ненужных подробностей, связанных с доном Жаиме душ Сантушем), меня спасло неожиданное появление Атоса. Он был смертельно бледен, шел медленно, но держался спокойно. Де Тревиль, по счастью, уже сменил гнев на милость, и вскоре мы были отпущены с миром.

Уйдя от капитана, мы вышли во двор. Здесь Арамис обратился ко мне с каким-то пустяковым вопросом. Я уже открыл рот, чтобы ему ответить, но в это время какой-то олух (оказалось – тот самый провинциал, в присутствии которого капитан давал нам взбучку) едва не сбил меня с ног и к тому же, запутавшись в моем плаще, сорвал его, представив на всеобщее обозрение злосчастную перевязь. Что мне оставалось делать, кроме как вызвать наглеца на поединок? Именно так я и поступил. Мог ли я предположить, что юный наглец, чей говор живо напомнил мне родные места, станет впоследствии моим ближайшим другом – на всю оставшуюся жизнь?!