Мушкетер

Как ни странно, я испытывал не только облегчение, но и грусть. Не так уж много времени прошло с того дня, как я покинул старый дом в Ланне. Но сейчас мне казалось, что миновали десятилетия. Я силился вспомнить лица домашних – и не мог: в памяти моей всплывали совсем другие лица.

Солнце взошло, и словно испугавшись могучего соперника, костер мой погас почти мгновенно. Я продолжал стоять над небольшой кучкой белесого пепла, до тех пор, пока внезапный порыв ветра не развеял его. Только тогда я вернулся домой.

Последующие три дня я пребывал в странном состоянии. Такие ощущения я испытал только однажды, в далеком детстве. Я тогда тяжело заболел, несколько дней находился на грани между жизнью и смертью; когда же, наконец, пошел на поправку, то никак не мог привыкнуть к краскам и запахам окружающего мира: все казалось мне чрезмерным.

То же происходило и сейчас.

По счастью, я был свободен от службы эти три дня – господин Тревиль был столь любезен, что предоставил мне отпуск, хотя я и сам не знал толком, зачем он мне нужен. Мне повезло: об отпуске я попросил на следующий же день после стычки на улице Феру, и о ее результатах наш капитан еще не знал. К концу третьего дня я оправился настолько, что решил навестить Атоса и справиться о его состоянии. Здесь я вновь встретил Арамиса. Ничего удивительного: при всем различии наших характеров, мы сходились в отношении к старшему товарищу. Арамис сообщил, что завтра с утра нас желает видеть Тревиль. Всех троих. Я хотел было предложить Атосу, который все еще не поднимался с постели, побыть дома, но он не дал мне говорить.

– Портос, Арамис, ни слова Тревилю о том, что я ранен, – голосом слабым, но твердым, сказал он. – Я прекрасно себя чувствую и не хочу лишних расспросов. Нам приказано утром быть у него? Очень хорошо. Я буду.

Спорить с ним было бесполезно.

Утром, собираясь к нашему командиру, я с огорчением обнаружил, что мой форменный плащ, которым я обмотал руку, чтобы парировать удары дона Жаиме, превратился в самые настоящие лохмотья. Нечего было и думать в таком виде предстать пред очи нашего грозного капитан-лейтенанта[11] .

Я начал перебирать свой гардероб, отыскивая сколько-нибудь приличное платье. Увы, все камзолы, в том числе и тот, относительно новый, черного бархата, которым я обзавелся еще во время службы у Дезэсара специально для королевского смотра, оказались мне тесны. Пришлось довольствоваться колетом из буйволовой кожи, который я любил за то, что он не стеснял движений, а в сражении смягчал непрямые удары. Я имел в нем вид вполне воинственный. Но и колет, за последнее время, стал несколько тесноват – так же, как полотняная сорочка, которую я надел под него. Бордовый бархат на кюлотах местами изрядно потерся. Единственным предметом моего наряда, не вызывавшим никаких нареканий, были отлично вычищенные Мушкетоном ботфорты с пристегнутыми золочеными шпорами.

Конечно, у меня испортилось настроение. На утренних приемах у Тревиля собравшиеся щеголяли золотым и серебряным шитьем. Трости из слоновьей кости небрежно стучали по паркету, гигантские плюмажи то мели пол, то взлетали под потолок – если их обладатели в совершенстве владели искусством шляп, которого я никак не мог освоить. Конечно, на таком фоне я выглядел бы как прореха на парадном портрете.

И тут Мушкетон дал мне отличный совет.

– Ваша милость, – сказал он, – почему бы вам не украсить свой наряд этой превосходной перевязью? Я выпросил ее у торговца под честное слово (под ваше честное слово, – пояснил он, нисколько не смущаясь) и пообещал вернуть, если она вам не подойдет. Или же заплатить, если окажется в самый раз!

С этими словами мой замечательный слуга протянул мне шедевр портняжного искусства. Или оружейного, если угодно, – поскольку предназначался он для ношения боевой шпаги. Сделанная из отлично выделанной кожи, снаружи перевязь выглядела так, что ее не стыдно было бы носить даже коннетаблю – таким количеством золотых нитей она была заткана. Но вот сзади золота не был вообще – как на простом солдатском ремне.

– Так ведь потому она и стоит втрое дешевле обычной, – резонно ответил Мушкетон в ответ на мое замечание.

Я хотел отказаться и уже открыл рот, чтобы приказать моему плуту отнести перевязь торговцу, но неожиданное соображение, вполне соответствовавшее моему настроению, удержало меня. Я подумал вдруг, что эта перевязь похожа на мою странную, двойную жизнь, на разницу между наружной ее стороной и изнанкой. Ее сверкавшая золотом половина была сродни нынешней моей жизни, открытой, бурлящей и не содержащей никаких загадок. Другая же половина, бедная и, словно бы, поношенная, походила на ту часть моей жизни, которая лишь изредка давала о себе знать – как, например, внезапным появлением дона Жаиме душ Сантуша.

Подумав так, я принял у Мушкетона перевязь, надел ее, после чего набросил поверх колета любимый плащ из алого бархата. Он скрыл простую часть перевязи, оставив шитую золотом сверкать в солнечных лучах.