Мушкетер

– Благодарю вас, сударь, – сказала она, и мое впечатление несколько улучшилось – голос у бедной девушки оказался очень красив и звучен. Такой голос должен был бы принадлежать сказочной красавице. Но природа распорядилась иначе, и, видимо, в утешение даровала ей выразительный и глубокий голос. – Благодарю вас, я охотно воспользуюсь вашей любезностью. Живу я недалеко.

Я предложил ей опереться на мою руку, и мы пошли в сторону, указанную девушкой. По дороге я выразил удивление, что она в столь поздний час рискует ходить по городу одна.

– Я навещала больную подругу, – объяснила девушка, – и засиделась позднее обычного. Отец в таких случаях отправляет за мной слугу, но, по всей видимости, я разминулась с ним. Так что в неприятную историю едва не угодила по собственной вине: надеялась сократить путь, потому и свернула с безопасных улиц в эти трущобы. И вместо доброго старого Жака наткнулась на двух оборванцев, которых вы, сударь, столь храбро прогнали.

Я пробормотал что-то вроде: «Пустяки, совершеннейшие пустяки, сударыня...»

Молодость жестока. Я совсем не испытывал удовлетворения от благодарности столь некрасивого существа, каким представлялась мне моя спутница. Впрочем, была еще одна причина – я не чувствовал себя таким уж спасителем. В моих родных местах девушки ничуть не боялись ходить без провожатых: многие, на манер испанок, носили в высокой прическе стилет и могли постоять за себя и свою честь.

Пройдя вдоль набережной почти до городских ворот, мы свернули к центру города. Здесь было куда оживленнее, горели яркие фонари, словом – я вполне мог избавить мою спутницу от своего присутствия. Но нет – девушка крепко сжимала мою руку и явно не спешила меня отпускать. Делать было нечего. С трудом подавив вздох, я обреченно брел по улице Могильщиков, а на руке моей висела малопривлекательная, как мне тогда казалось, девица в черном плаще и черной же шали. Думаю, мы представляли забавную пару, потому что некоторые встречные прохожие окидывали нас с ног до головы удивленными взглядами. Правда, никто не усмехался – и я уже сожалел об этом: оскорбительный взгляд какого-нибудь местного щеголя избавил бы меня от роли провожатого.

По счастью, примерно через четверть часа мы свернули на улицу Кассет и остановились у углового дома. Моя спутница сказала:

– Здесь я живу. Итак, сударь, еще раз примите мою благодарность.

Я молча поклонился, испытывая облегчение от мысли, что выполнил долг благородного человека и теперь могу, наконец, вернуться в свое скромное жилище. Но девушка легонько коснулась моей руки и сказала:

– Я хочу представить вас моему отцу. Надеюсь, вы не будете возражать?

Никакого желания знакомиться с отцом девушки у меня не было, но и отказать ей в этом я не мог. Пробормотав: «Почту за честь», – я поднялся вслед за моей спутницей по ступеням крыльца. Тут она трижды ударила в дверь молотком, висевшим на бронзовой цепи. Обе створки тотчас распахнулась, словно некто в передней давно уже ждал этого стука. На пороге стоял пожилой мужчина в скромном одеянии.

– Наконец-то! – взволнованно воскликнул он. – Ах, госпожа Рашель, ваши родители не находят себе места! Они уже в третий раз отправили Жака вам навстречу!

– Все обошлось, добрый мой Юго, – ласково отозвалась девушка. – Этот господин был так любезен, что проводил меня до дома, так что никаких неприятностей со мной не случилось.

Юго – как я понял, старший слуга, – окинул меня внимательным взглядом, после чего низко поклонился.

– К вашим услугам, милостивый государь, – сказал он с достоинством, которое порою можно встретить у слуг из хороших домов и которое порой не уступает достоинству их знатных господ. – Мой господин не преминет лично поблагодарить вас. Нынче парижские улицы не столь безопасны, хотя власти буквально наводнили их полицейскими агентами-сбирами.

С этими словами Юго сделал шаг в сторону, приглашая нас с юной Рашелью войти.

Переднюю освещали укрепленные по углам светильники. В их ровном неярком свете тяжелым блеском переливались бархатные шторы на окнах и дорогая обивка стен. Не успел я осмотреться, как высокие резные двери распахнулись, и на пороге появился еще один человек. Он был несколько моложе господина Юго, а черный бархатный камзол, затканный золотыми и серебряными нитями, стоил наверняка больше десятилетнего жалования почтенного слуги. Заключив в объятья Рашель, он стремительно повернулся ко мне. Взгляд его был острым и проницательным, черты смуглого лица, обрамленного черной с проседью бородой, показались мне жесткими и решительными. Голова покрыта была черной бархатной шапочки, вроде тех, которые носят настоятели монастырей.

– Отец, позволь представить тебе... Простите, сударь, я не поинтересовалась вашим именем, – с виноватым смешком заметила девушка. – Происшествие выбило меня из колеи. Отец, меня преследовали какие-то оборванцы, но этот господин вступился за меня и любезно проводил домой. Я думаю, тебе захочется выразить ему свою благодарность.