— Не беспокойся, голубчик, — сказал Моризо, прикладывая к его лицу хлороформную маску. Себастьян проверил пульс и Моризо, сказав санитару: «С богом», — сделал косой надрез. Ему повезло – оказалась типичная аппендэктомия, и Моризо сразу удалось вытащить червеобразный отросток наружу. Перевязав брыжейки отростка, Моризо споро отделил поражённый орган и, ободрённый лёгкостью операции, наложил кисетный шов, погрузив культю в купол слепой кишки.
Рене помог Себастьяну уложить больного в постель и, оставив санитара дежурить у койки, отправился в свою каюту дочитывать роман. Словно чувствуя, что роман кончился, в каюту снова постучали. Появившийся в двери капитан Дюрант приподнял фуражку, здороваясь.
— Будешь? — спросил он у Моризо, вытаскивая из кармана бутылку кальвадоса. У Моризо загорелись глаза: — Откуда?
— Берёг для особого случая, — ответил капитан, поставив водку на стол.
Моризо вытащил из коробки под койкой рюмочки тюльпановидной формы и настал черёд Дюранта спросить: — Откуда?
— Берёг для особого случая, — ответил Моризо и они дружно рассмеялись. Усевшись друг против друга, они смаковали напиток и молчали, думая о своём. После второй рюмки, когда сознание раскрепостилось, капитан произнёс:
— Я подал рапорт на увольнение.
Моризо ничего не сказал, так как неожиданно подумал, что капитан сделал то, о чём он неосознанно мечтал. Чисто рефлекторно Мориза захотел сделать то же, что и капитан, но мысль, что он оставит своих больных, немного охладила доктора и он из вежливости спросил:
— Что на это сказал «старик»?
«Стариком» за глаза называли Абеля Жюля, командующего броненосцем. Капитан отвёл глаза от иллюминатора и ответил:
— Он не возражал.
Естественно, что и самому командующему осточертела война, но он был военным и выполнял свою работу, к которой его готовили всю жизнь, что же касается капитана, то кто-нибудь мог назвать его поступок трусостью, но только не Моризо – он видел капитана в бою.
— У тебя есть девушка? — неожиданно спросил Моризо.
— У меня есть жена, — удивлённо сказал Дюрант и вытянул из кармана домашние фотографии.
Удивительно, но они с капитаном никогда не говорили на эту тему, и Моризо со стыдом подумал, что знает о капитане совсем ничего. Он с интересом рассматривал черно-белую фотографию молодой белокурой женщины, державшую за руки двух девочек в белых платьицах.
— У тебя две девочки? — спросил Моризо, понимая, что должен поинтересоваться детьми из одной только вежливости.
— Близняшки, — счастливо сообщил Дюрант, — Элиза и Мадлен.
Моризо подумал, что капитан не намного старше его в годах, и он сам мог бы иметь таких же детей, отчего у него защемило в душе, и он сердечно сказал:
— Ты правильно сделал.
То ли от кальвадоса, то ли оттого, что долго держал всё в себе, капитан поделился своими воспоминаниями о своей жизни, а Моризо с удовольствием слушал раскрасневшегося Дюранта, пока бутылка кальвадоса не опустела, а в дверь раздался стук. Как и полагал Моризо, его ожидал Себастьян для вечернего обхода.
Моризо удивился, что так быстро кончился день, и они сердечно расстались с капитаном. На следующий день, капитан ожидал на палубе, когда подойдёт Моризо, но, не дождавшись, сел в шлюпку и отчалил в порт, а доктор в это время, совершенно забыв о том, что капитан уезжает, останавливал кровь матросу, совсем некстати разрезавшему руку об кромку металла.
Вера подметала в комнате, где сидели пряхи, когда пришла Василиса и передала, что её ожидает у ворот брат. Вера, давно уже закончившая работу и торчавшая в комнате из-за того, что хотела пошептаться с Дашей, глянула на Василису, потом на сестру и сказала:
— Какой брат? У меня только сестра.
— Не знаю, — ответила Василиса и, взглянув на строгую матушку Матрёну, начальствующую над пряхами, добавила: — Наверное, двоюродный.
Когда они вышли из комнаты и двинулись коридором, Василиса сердито буркнула: — Ты что, дура? — на что Вера непонимающе ответила:
— А что?
Когда она остановилась возле ворот монастыря, всё прояснилось: там балагурил с какой-то монашкой Семён. Увидев Веру, он радостно воскликнул: «Сестричка!» — и бросился её обнимать. Василиса вместе с монашкой ушли в кельи, бросив Вере на прощанье: «Не забудь закрыть ворота».
— Как ты? — спросил Семён, радостно обнимая Веру.
— Соскучилась, — честно призналась Вера, прильнув к «брату».
Было не удивительно, что соскучилась, так как со времени их расставания прошло несколько недель, и Вера уже не надеялась увидеть Семёна, человека весьма странного, о происхождении которого она не имела ни малейшего понятия, так как и о делах, которыми он занимался.
За время их пребывания произошли многие события в мире и слухи, распространяющиеся со скоростью ветра, приносили противоречивые вести. Говорили о скором уходе немцев и нашествии петлюровцев, которых обыватели боялись не меньше, чем коммунистов. Рассказывали о батьке Махно, гуляющем возле Екатеринослава и уничтожающим всех, кто выглядел приличнее крестьянина.