Musica mundana и русская общественность. Цикл статей о творчестве Александра Блока

Жизнь – без начала и конца.
Нас всех подстерегает случай.
Над нами – сумрак неминучий,
Иль ясность Божьего лица.
Но ты, художник, твердо веруй
В начала и концы. Ты знай,
Где стерегут нас ад и рай.
Тебе дано бесстрастной мерой
Измерить всё, что видишь ты.
Твой взгляд – да будет тверд и ясен.
Сотри случайные черты —
И ты увидишь: мир прекрасен.
Познай, где свет, – поймешь, где тьма.
Пускай же всё пройдет неспешно,
Что в мире свято, что в нем грешно,
Сквозь жар души, сквозь хлад ума

[Блок V, 21].

Комментируя символику «концов и начал», Д. М. Магомедова упоминает в качестве источника блоковского образа евангельский текст («Я есмь Алфа и Омега, начало и конец, говорит Господь», Откр. 1. 8.) и цитирует записную книжку поэта за 28 июня 1916 года [Магомедова 2004: 85], где дана негативная характеристика идущей войны, причем в терминах, отчетливо напоминающих о процитированных строках пролога к поэме:

Я не боюсь шрапнелей. Но запах войны и сопряженного с ней – есть хамство. Оно подстерегало меня с гимназических времен, проявлялось в многообразных формах, и вот – подступило к горлу. Запаха солдатской шинели – не следует переносить. Если говорить дальше, то эта бессмысленная война ничем не кончится. Она, как всякое хамство, безначальна и бесконечна, без-о́бразна [Блок 1965: 310].

Приведенная цитата из записной книжки позволяет предположить, что и блоковское отрицание смысла войны, и сам образ «начал и концов» не только представляют собой отзвуки Апокалипсиса, но требуют для своего понимания привлечения как минимум еще одного текста. По-видимому, этим текстом является «Грядущий Хам» Дмитрия Мережковского[270].

В своей статье Мережковский обильно цитирует и пересказывает «Концы и начала» Герцена, а также третью главу трактата Джона Стюарта Милля «О свободе», которая в свою очередь процитирована в герценовском тексте. «Концы и начала» посвящены «измельчанию» современного европейского общества, когда, по мысли автора, на смену «гигантам» Великой Французской революции приходит «мещанство», неспособное к осуществлению масштабной социальной революции. Этот социальный сдвиг, переживаемый современной Европой, подается Герценом через образность «китаизации» европейского мира, которую он заимствует из текста Милля. Третья глава трактата «О свободе» является апологией индивидуальности и ее способности к инновациям; в качестве контрпримера Милль выбирает Китай, который воплощает, с его точки зрения, ориентацию на обычай, узус, традицию, прошлое, неспособность к прогрессу и движению вперед.