— Да, сэр, прошу прощения. Наилучшие пожелания от капитана, и все уже закончено. Он надеется, что вас не слишком побеспокоили, и что вы присоединитесь к нему за завтраком.
— Мои наилучшие пожелания капитану, пожалуйста, и буду рад его видеть.
— А вот и ты, Стивен, — воскликнул капитан Обри. — Доброго тебе утра. Думаю, ты будешь изумлен.
Мэтьюрин изумился, и в кои–то веки это проявилось на его лице. Хотя переднюю переборку снова установили, так что в обеденную каюту он зашел через дверь мимо часового — морского пехотинца, дальше в сторону кормы все было пустым. Не было переборки, отделяющей обеденную каюту от кормовой. Огромное пустое пространство, в котором не было ничего, кроме двух стульев, стола для завтрака и девятифунтовых ретирадных орудий вдалеке, до отказа подтянутых к обычно невидимым крышкам портов. Исчезло клетчатое парусиновое покрытие палубы. Каюта стала странно обширной и пустой — ни рундука, ни книжного шкафа, ни кресла. Ничего, кроме орудий на голых досках, стоек для ядер, пыжей, банников, прибойников и тому подобного. Почти ничего знакомого кроме стола, кормовых окон, карронад по бортам и восхитительного запаха кофе и жареного бекона, принесенного на корму неведомыми вихрями и встречными течениями.
Джек позвонил в колокольчик, заметив:
— Я не пригласил офицеров или мичманов. Они слишком грязные, и в любом случае, уже слишком поздно. Поднявшись на палубу, ты изумишься еще больше. Уродовать бедный «Мускат» мы начали, когда обычно моем палубы. Заверяю, бак уже позорный и убогий.
Подали завтрак героических масштабов, рассчитанный на крупного, тяжелого, сильного человека, поднявшегося на ноги до зари и едва ли съевшего до того кусок сухаря. Стук ножей и вилок, фарфора о фарфор, звук разливаемого кофе и общение, ограниченное фразами типа «Передать тебе еще яйцо, а?»
— Не может быть, что уже четыре склянки, — Стивен прислушался, оторвавшись от тарелки.
— Думаю, так и есть. — подтвердил Джек, приступив к мармеладу и второму кофейнику.
— Очень великодушно с твоей стороны было столько ждать, дружище. Благодарен за это.
— Надеюсь, ты в любом случае хоть немного поспал.
— Поспал? А почему я не должен был спать?
— Как только подняли «бездельников», мы так шумели, что мертвецы бы проснулись — перетаскивали погонные орудия на корму и открывали крышки портов. Не думаю, что после подъема со дна морского их открывали, так невыносимо плотно они были пригнаны. Еще и покрашены, конечно же, прямо по кормовому подзору для красоты — их вообще не видно. Думал, у Филдинга сердце разобьется, пока мы вколачивали в них подобие чувства долга. Но когда мы установили орудия, он уже смотрелся не таким разбитым. Тросы для крепления орудий скрыли часть шрамов. И ты проспал все это — ну и ну.
Стивен нахмурился:
— Я не понимаю, какую пользу ты собираешься извлечь, установив их здесь и разрушив нашу гостиную, нашу музыкальную комнату, наше единственное прибежище на груди океана. Но я не великий моряк.
— О нет, я бы в жизни такого не сказал. Нет, вовсе нет. Но если хочешь, объясню тогда, раскрыв мой план атаки. Если конечно нечто, зависящее от одного возможного предположения на фоне бесчисленных неизвестных можно назвать планом.
— Буду очень рад услышать.
— Как ты знаешь, мы надеемся поймать «Корнели» пока она набирает воду у Нил Десперандум, в бухте на южной стороне. Не слишком неразумная надежда — набор воды там дело очень медленное, а для следующего этапа плавания им нужен очень большой запас. В лучшем варианте я влетаю туда, выглядя, будто голландский «купец», которому тоже нужна вода. Под голландским флагом, конечно. Идти буду под потрепанными марселями, и, если повезет — подойду близко к борту, подниму вымпел, дам бортовой залп и пойду на абордаж в дыму. Не слишком трудный абордаж: пусть даже на берегу будет небольшой отряд, это всё равно почти сравняет нашу численность, а неожиданность дает огромное преимущество. Но это лучший вариант, я должен подготовиться и к другим. Предположим, например, что француз стоит неудобно, или я промахнусь мимо пролива, в общем, что я не смогу подойти близко к борту. Тогда я должен развернуться, поскольку я не могу вступать в бой с фрегатом на дальней дистанции — не с карронадами против длинноствольных восемнадцатифунтовок. Развернуться и увлечь его за собой. Что он может не увлечься погоней — за это я не беспокоюсь. Припасов у них мало, на самом деле, даже очень и очень мало. Раз у них так быстро кончилась вода, то похоже из Пуло Прабанга они ушли в великой спешке.
— Нет ничего вероятнее скандала в подобной ситуации. Французы растеряли весь кредит доверия.